Распе приключения барона. Сказка приключения барона мюнхаузена

О невероятных историях, произошедших с заядлым путешественником и отъявленным лгуном, узнают читатели из легендарной книги Р. Э. Распе "Приключения барона Мюнхаузена". Произведение учит, прежде всего, находчивости и смелости, умению проявлять смекалку и не сдаваться в трудных ситуациях. Каждый вечер седой старичок рассказывал друзьям историю из своего удалого прошлого. Эти истории были насколько яркими и реалистичными, что слушатели невольно верили рассказчику.

Приключения барона Мюнхаузена

«Господа, друзья, товарищи: - так начинал всегда свои рассказы барон Мюнхаузен, потирая по привычке руки; за­тем он брал старинную рюмку, наполненную его любимым напитком - настоящим, но не очень старым рауэнтальским вином, задумчиво при­глядывался к зеленовато-желтой жидкости, со вздохом ставил бокал на стол, осматривая всех испытующим взором, и продолжал, улыбаясь: - Значит, мне снова приходится рассказывать о прошлом!.. Да, в то время я был еще бодр и молод, отважен и полон кипучих сил!
Как-то раз мне предстояла поездка в Россию, и я выехал из дома в середине зимы, потому что ото всех, когда-либо путешествовавших по северу Германии, Польше, Лифляндии и Курляндии, я слышал, что дороги в этих странах очень плохи и сравнительно в сносном состоянии бывают только зимой благодаря снегу и морозу.
Я выехал верхом, так как нахожу этот способ передвижения наиболее удобным, если, конечно, лошадь и всадник достаточно хороши. Кроме того, путешествие верхом избавляет от докучных столкновений с немецкими почтмейстерами и от риска иметь дело с таким ямщиком, который, вечно томимый жаждой, так и норовит остановиться у каж­дого придорожного кабачка.
Одет я был очень легко, и чем дальше продвигался на северо-восток, тем сильнее о себе давал знать холод.
Проездом через Польшу на дороге, пролегающей по пустынному месту, где свободно на просторе разгуливали холодные ветры, я встретил несчастного старика Едва прикрытый плохой одежонкой, бедный старик полуживой от стужи сидел возле самой дороги.
Мне до глубины души стало жаль беднягу, и я, хоть и сам озяб, накинул на него свой дорожный плащ. После этой встречи я ехал без остановок, пока не наступила ночь,
Передо мной расстилалась бесконечная снежная равнина. Царила глубокая тишина, и нигде не было видно ни малейшего признака жилья. Я не знал, куда держать путь.
Страшно устав от долгой езды, я решил остановиться, слез с лошади и привязал ее к остроконечному колу, торчавшему из-под снега. На вся­кий случай я положил пистолеты рядом с собой, лег на снег недалеко от лошади и тотчас заснул крепким сном, Когда я проснулся, был день. Моей лошади нигде не было видно.
Вдруг где-то высоко в воздухе раздалось ржание. Я взглянул вверх: мой конь, привязанный за повод, висел на верхушке колокольни.
Мне сразу стало ясно, что произошло: я остановился в деревне, сплошь занесенной снегом. Ночью внезапно наступила оттепель, и снег стаял. Незаметно во время сна я опускался все ниже и ниже, пока не оказал­ся на земле. А то, что я вчера принял за кол и к чему привязал лошадь, был шпиль колокольни.
Недолго думая, я выстрелил из пистолета. Пуля перебила ремень, и че­рез какую-то минуту лошадь стояла возле меня. Я оседлал ее и поехал дальше.
До русской границы все шло благополучно. К сожалению, в России не принято зимой ездить верхом. Никогда не нарушая обычаев страны, я и на этот раз не изменил своему правилу. Приобрел маленькие сани, запряг лошадь и бодро и весело отправился в Петербург.
Ехал я дремучим лесом. Неожиданно оглянулся и вижу: за мной бежит громадный матерый волк:. В несколько прыжков он догнал меня. Я хорошо понимал, что мне не спастись от его острых зубов, бросил воюки и лег в сани.
Волк перепрыгнул через меня и набросился на лошадь.
Благополучно избежав неминуемой гибели, я тихонько приподнял голову и с ужасом увидел, что голодный зверь проглотил всю заднюю часть животного. Я изо всей силы огрел его кнутом. Волк от испуга и боли рванулся вперед и очутился вместо лошади в ее упряжи и оглоб­лях.

К великому удивлению встречных, волк бешено мчал меня и скоро благополучно привез в Петербург. Не буду утомлять вас описанием государственного устройства, ис­кусств, наук и всевозможных достопримечательностей великолепной столицы Российской Империи. Лучше расскажу о лошадях, собаках, мо­их лучших друзьях, о лисицах, волках, медведях и других зверях, которыми богата Россия, как ни одна страна в мире. Хочется мне еще поведать о русском веселье; об охоте и разных подвигах, которые укра­шают честного дворянина больше, чем самый модный и богатый наряд и изысканные манеры,.
Мне не сразу удалось поступить в ряды русской армии. В ожидании службы у меня было много свободного времени, которое я провел, как и подобает; благородному дворянину, весело и беспечно. Это стоило немалых денег, но все же я с удовольствием вспоминаю это лучшее в моей жизни время.
Суровый, климат и обычаи страны породили в России большую при­вычку к вину. Немало я встретил людей, которые довели свое искусство пить до виртуозности. Но всех в этом отношении превзошел один гене­рал с седой бородой и медно-красным лицом, который очень часто обедал с нами. Этот храбрый человек лишился во время битвы с турка­ми верхней части черепа и даже за столом всегда сидел в фуражке, за что чистосердечно извинялся перед гостями. Вот этот-то почтенный воин каждый день за обедом выпивал несколько бутылок водки и не одну бу­тылку рома. Однако никогда его не видели пьяным. Это может показаться неправдоподобным. Я и сам долго недоумевал и только слу­чайно понял, в чем дело.
Генерал изредка приподнимал фуражку, чтобы освежить себе голову. Сначала я на это не обращал внимания. Но вот однажды я заметил, что вместе с фуражкой поднялась и серебряная пластинка, которая заменя­ла ему недостающую черепную кость. В это образовавшееся отверстие клубом выходили винные пары. Тут-то я все понял и тотчас же расска­зал о своем открытии друзьям. Мы решили проверить мои наблюдения.
Я подошел незаметно к генералу с курительной трубкой в руках. Вы­ждав момент, когда генерал приподнял свою фуражку, я быстро поднес к его голове клочок бумаги, который зажег от трубки. И в тот же миг все увидели чудное явление:
Генерал отнесся добродушно к моей проделке и впоследствии не раз позволял нам повторять эти невинные опыты.
Не буду говорить о других шалостях, которыми мы забавлялись, а перейду сразу к рассказам о моих охотничьих приключениях.- Страница 1 -Страстно любя охоту, я отдался ей всей душой. Для меня ничего на свете не было лучше охоты в дремучих лесах, которые в России тянутся на сотни верст.
С величайшим удовольствием вспоминаю время, которое я так весе­ло и интересно провел. Немало я пережил опасностей и рискованных приключений, но все заканчивалось весьма удачно.
Вот какой был случай со мной. Как-то пришлось мне охотиться на уток на большом озере. Но утки плавали далеко друг от друга. Посмот­рел я и подумал: выстрелом никак не положить больше одной, а у меня, как на грех, остался всего один патрон. Что тут делать?
Как раз этим вечером я ждал к себе большую компанию друзей, и мне хотелось угостить их дичью. К счастью, я вспомнил, что от завтрака в охотничьей сумке остался кусочек сала. Я привязал его к ве­ревке и, спрятавшись за камыш, бросил ее в воду, Почти в тот же миг, к величайшей моей радости, я увидел, что одна из уток быстро подплы­ла, жадно схватила приманку и проглотила ее. Сало, быстро пройдя сквозь утку, выскочило у нее позади и снова очутилось в воде. Его про­глотила другая, третья утка и так далее, вплоть до самой последней.
Когда утки нанизались на веревку, как бусы, я осторожно притянул их к берегу, обмотал веревку с утками вокруг себя шесть раз и пошел домой.
Груз был довольно большой. Отойдя далеко от озера, я почувствовал, что не донесу всю добычу домой и стал раскаиваться в своей жадности.
Но тут случилось неожиданное обстоятельство, повергшее меня в ве­личайшее изумление. Все утки оказались живы. Как только они освоились со своим новым положением, все сразу взмахнули крыльями и подняли меня высоко в небо. Всякий бы на моем месте растерялся, я же тотчас нашелся. Распустив по ветру полы камзола я стал управлять полетом уток.
Завидев дом, я начал обдумывать, как бы безопаснее спуститься на землю. Свернув нескольким уткам головы, я таким образом медленно опустился и попал прямо в трубу моей собственной кухни. К счастью, очаг еще не топился. Мое внезапное появление очень испугало повара и всех домочадцев, но когда они увидели, что я цел и невредим и при­нес немало добычи, их испуг сменился радостью.
Другой случай вышел у меня с куропатками. Как-то я пошел в поле испытать новое ружье. Один за одним я расстрелял все заряды и повер­нул домой. Вдруг из-под самых ног взлетела стая жирных куропаток.
Я зарядил ружье - чем бы вы думали? - обыкновенным шомпо­лом, которым прочищают ружье. Заметив то место, куда опустились.куропатки, я вспугнул их. Когда куропатки поднялись, я выстрелил и к ве­личайшему моему удовольствию увидел, что шомпол упал с нанизанными на нем семью куропатками.
Но чудо на этом не кончилось. Когда я поднял куропаток с земли, все они оказались зажаренными от раскалившегося шомпола. Перья с них опали, и они так аппетитно подрумянились, что оставалось толь­ко подать их на стол.
Я уже говорил о том, что значит для охотника находчивость и сме­калка.
Как-то проснувшись рано утром и выглянув в окно, я заметил на пруду перед домом великое множество диких уток. Недолго думая, я схватил ружье и побежал со всех ног, но впопыхах ударился головой о дверь, да так сильно, что из глаз посыпались искры. Я потер лоб и по­бежал дальше. Когда я прицелился, то обнаружил, что у меня нет кремня, который, по-видимому, выпал из ружья от сильного удара.
Каждая минута была дорога. Я не знал, как быть. Вдруг мне пришла. в голову блестящая мысль. Изо всей силы я ударил себя в лоб. От это­го удара посыпался из глаз сноп искр; порох воспламенился, и грянул выстрел. Я убил одним выстрелом десять пар отличных уток.
Да, много значит не потеряться в решительную минуту. Находчи­вость - великое дело! Как известно, только она и создает удачливых воинов, мореходов и охотников.
Однажды попалась мне на охоте великолепная черно-бурая лисица. Я мог убить ее из ружья, но тогда неизбежно бы испортил ее чудный мех. На мое счастье кума-лиса стояла близко к дереву. В одну минуту я зарядил ружье гвоздем, выстрелил и попал так удачно, что пригвоздил к дереву хвост лисицы.
Тогда я спокойно подошел к ней и начал бить плетью. Лиса от боли выскочила из своей шкуры и убежала, а шкура досталась мне целая, не испорченная пулей.
Очень часто охотник бывает обязан случаю. Однажды в лесной чаще попалась мне дикая свинья с поросенком, который бежал впереди, а мать не отставала от него ни на шаг. Я выстрелил неудачно - пуля пролете­ла между поросенком и свиньей. Поросенок убежал, а свинья осталась на месте, точно вкопанная.
Подойдя ближе, я все понял. Свинья была слепая; изо рта у нее тор­чал кусочек хвоста поросенка, который служил ей поводырем. Моя пуля перебила хвостик убежавшего поросенка; свинья осталась без поводыря, стояла беспомощно на месте, не зная, куда двинуться. Взяв за кончик хвостика, который свинья крепко держала в зубах, я повел ее домой. Старое животное шло без всякого сопротивления..
Как ни страшны дикие свиньи, иметь дело с кабаном неизмеримо опаснее.
Неожиданно в лесу я наткнулся на кабана. К несчастью, со мной не было никакого оружия. Я бросился за дерево, но в тот же миг разъя­ренное животное прыгнуло на меня, однако промахнулось и вонзилось клыками в дерево. Клыки вошли так глубоко, что кабан не мог их ни­как вытащить. «Ну, теперь, голубчик, ты от меня не уйдешь!» - сказал я ему. Схватил валявшийся на земле камень и стал изо всех сил бить по клыкам, которые еще глубже вошли в дерево. Теперь кабан был у меня в плену и не мог убежать. Я сходил в соседнюю деревню за веревками и телегой и привез кабана домой живым.- Страница 2 -Шел я как-то лесом после удачной охоты. У меня не осталось ни од­ного заряда. Вдруг из леса вышел ко мне олень изумительной красоты, какого я еще никогда не видел. Олень взглянул на меня так спокойно и доверчиво, точно знал, что у меня нет ни одного заряда. В миг я за­рядил ружье, а вместо дроби насыпал пригоршню вишневых косточек. Мой заряд попал оленю в лоб, между рогами. Оглушенный выстрелом олень упал, но в ту же минуту вскочил и убежал.
Года через два мне пришлось охотиться в той же местности. Смотрю: из леса вышел красивый олень, и между рогов у него вишневое дерево, а на нем - большие красные вишни, каких я никогда не видел.
В критические минуты, которые не раз переживает охотник в своей жизни, приходится пользоваться всем, что попадет под руку, лишь бы не упустить добычу. Не раз мне приходилось бывать в таком положении.
Как-то раз в Польше я охотился на птицу. Охота была удачной, и я расстрелял все заряды. Вечерело. Я стал собираться домой, как вдруг на­встречу мне попался громадный медведь, который шел прямо на меня, широко раскрыв страшную пасть. Напрасно я искал по карманам какой-нибудь забытый заряд; там, кроме двух запасных кремней, ниче­го не оказалось. Один кремень, что было силы, я бросил в открытую пасть зверя и угодил ему в самую глотку. Мишка заревел, стал на чет­вереньки и повернулся ко мне задом. В тот же миг я всадил другой кремень с противоположного конца животного. Произошло что-то нео­бычайное: от удара кремней посыпались искры, раздался оглушительный треск, и медведя разорвало на части.
Могу сказать, что на этот раз я вышел благополучно из беды, но не хотел бы во второй раз пережить все это. Никому не пожелаю без ору­жия встретить медведя.
Судьба меня безжалостно преследовала. Как только не было со мной оружия, я непременно встречался с каким-либо опасным зверем, точно он чутьем угадывал, что я безоружен.
Так, неожиданно в лесу на меня бросился огромный голодный волк. Однако я не растерялся и сунул ему в пасть сжатый кулак так далеко, что он не.мог ее закрыть. Безопасности ради я просунул руку почти до самого плеча.
Невольно я задал себе вопрос, что предпринять дальше? Неприятное я переживал положение. Сами судите, каково стоять про­тив волка и ждать каждую минуту, что он вас растерзает!
Мы стояли друг против друга. Глаза у волка, горели злобой, казалось, он только и ждал, чтобы я вынул руку, но сделать это значило окончательно погибнуть. Тогда я засунул руку еще дальше, захватил его внутренности и вывернул волка, как перчатку, наизнанку. Волк тотчас же издох.
Но к этому приему я не решился прибегнуть, когда встретился как-то раз с бешеной собакой в узком переулке в Петербурге.
«Надо бежать», - подумал я и, чтобы облегчить свой бег, сбросил меховой сюртук и пустился домой со всех ног.
Сюртук был дорогой, подбитый ценным мехом - добычей моей охо­ты. Мне жаль было его лишиться, и я послал за ним слугу и велел повесить сюртук в гардероб.
На следующий день меня страшно перепугал мой Иван. Он вбежал в комнату, неистово крича:
- Господин барон, ваш сюртук взбесился!
Иван оказался прав. В ту минуту, как я вошел в гардеробную, мне представилась такая картинка. Взбесившийся сюртук, который укусила бешеная собака, трепал и рвал мое парадное платье. С трудом мы с Ива­ном привели все в порядок. Я всегда легко выходил из беды благодаря счастливо сложившимся обстоятельствам, своей находчивости, а также благодаря тому, что я ни­когда не терял присутствия духа. Все это крайне необходимо иметь тому, кто хочет быть хорошим охотником, воином или мореходом. Однако в высшей степени безрассудно поступит тот охотник, адмирал или пол­ководец, который будет полагаться только на свою счастливую звезду, на свою личную храбрость и находчивость, а не позаботится приобрес­ти необходимые познания, материальные средства и хорошее оружие, нужное для успеха начатого дела.
Этот упрек в нерадении я не заслужил. Лошади, собаки и всякого рода оружие были у меня самые лучшие, а мое искусство стрелять и дрессировать животных вызывало всеобщее удивление знатоков. Могу сказать, не хвастаясь, что воспоминание обо мне, как об охотнике, дол­го будет жить в лесах, полях и лугах. Не стану затруднять ваше внимание подробным описанием моих конюшен, псарен и оружия, как любят это делать пустоголовые хвастуны. Расскажу мимоходом только про двух со­бак, которые так верно мне служили и так были хороши на охоте, что воспоминание о них до сих пор живет в моей памяти.
Одна из них была легавая. Своим умом, неутомимостью и чутьем она вызывала общую зависть моих многочисленных приятелей-охотников.
Я охотился с ней днем и ночью. Когда становилось темно, я вешал фонарь ей на хвост и охотился ночью не хуже, чем днем.
Как-то (это случилось вскоре после моей женитьбы) моя жена взду­мала пойти со мной на охоту. Я поехал вперед, чтобы поискать дичь, и скоро мой верный пес замер перед стаей в несколько сот куропаток. Я не стрелял, поджидая баронессу, которая должна была подъехать с моим поручиком и слугой. Однако время шло, а их все не было.
В конце концов я забеспокоился и повернул коня назад. На полпу­ти я услышал какие-то тихие, жалобные стоны, которые раздавались недалеко от меня. Я смотрел во все стороны, но кругом на большом рас­стоянии, как я ни приглядывался, никого не было видно.
Соскочив с коня, я приложил ухо к земле и понял, что стоны доно­сились из-под земли. Я отчетливо различал голоса жены и слуги. Осмотревшись кругом, я заметил недалеко от себя отверстие каменно­угольной шахты. Не оставалось никакого сомнения, что они туда провалились.
Я вскочил на лошадь и помчался в ближайшую деревню за рудоко­пами, которые с большим трудом вытащили несчастных из глубокой шахты. Прежде всех вытащили слугу и его лошадь, потом поручика и нако­нец мою жену и ее турецкую лошадку. Замечательно, что ни люди, ни лошади нисколько не пострадали, несмотря на значительную высоту, с которой они упали, и отделались лишь небольшими ушибами; зато испуг, пережитый ими, был так велик, что он не поддается никакому описанию. О дальнейшей охоте, как вы понимаете, нечего было и думать. Спасая погибавших, я, естественно, забыл о собаке.- Страница 3 -На другой день мне пришлось уехать из дома по делам службы. Вер­нулся я только через две недели и вскоре заметил отсутствие моей Дианы.
Никто о ней не беспокоился; все думали, что она побежала за мной. Всюду мы ее искали, но нигде, к великому моему горю, не могли найти.
Вдруг у меня мелькнула мысль, не осталась ли собака в поле сторо­жить куропаток.
Волнуемый то страхом, то надеждой, я поскакал туда, где охотился в последний раз и, к несказанному удовольствию, нашел там Диану, ко­торая стояла в стойке.
«Пиль!» - крикнул я ей. Диана прыгнула, куропатки взвились, и я одним выстрелом положил двадцать пять штук. Бедное животное так ослабело от голода и усталости, что едва дополз­ло до меня. Дойти до дома она не могла. Поневоле пришлось взять ее к себе на седло. Излишне говорить, с каким удовольствием и радостью я перенес это маленькое неудобство.
Благодаря хорошему уходу, Диана скоро поправилась и спустя несколько недель помогла мне разгадать удивительную загадку, которая без ее помощи навеки бы осталась неразрешенной.
Два дня Диана беспрерывно гонялась за одним и тем же зайцем. Несколько раз она выгоняла зайца на меня, но выстрелить не удавалось, так как заяц не подпускал к себе близко.
«Что за наваждение?» - думал я. Каких только приключений мне ни приходилось переживать, а такого случая не было еще ни разу, Я терял­ся в догадках.
Наконец мне удалось подстрелить этого зайца. Как описать то удив­ление, которое охватило меня, когда я подошел к нему ближе.
Вы и представить себе не можете то, что я увидел! Кроме обычных лап у него были еще четыре на спине. Когда уставали две нижних па­ры ног, он переворачивался на ходу и бежал снова. Словом, делал так, как искусный пловец, который, устав плавать на животе, поворачивался на спину. Теперь понятно, почему Диана не могла догнать этого дико­винного зверя.
Такого восьминогого зайца я больше никогда не встречал, да и это­го мне не пришлось бы увидеть, если бы у меня не было такой чудесной собаки. За ее редкие качества я собирался назвать ее «единственной», если бы у меня не было другой собаки - борзой, которая оспаривала у Дианы честь этого прозвища.
Эта собака была замечательна не столько красотой, сколько удиви­тельной резвостью и в этом отношении не имела соперниц. Всякий, кто видел ее на охоте, приходил от нее в восторг. Мои знакомые понимали, за что я так ее люблю и почему так часто с ней охочусь.
Однажды, когда она была молода, мы охотились на зайцев. Я едва поспевал за ней на лошади. Вдруг слышу издали, будто гонится целая свора собак, но лают такими слабыми и нежными голосами, что я стал в тупик. Подъехав поближе, я увидел чудо из чудес.
Зайчиха на бегу произвела зайчат, а собака ощенилась, и обе принес­ли по равному числу. Инстинктивно новорожденные зайчата пустились бежать, а щенята за ними - вдогонку. Таким образом ока­залось, что я, начав охоту с одной собакой, закончил ее с шестью и вместо одного зайца загнал шесть. Моя борзая так много бегала на своем веку, что стерла себе все ла­пы, почти до живота. Когда она состарилась, то уже не могла гонять зайцев и служила мне только в охоте на барсуков в качестве таксы.
С неменьшим удовольствием вспоминаю я превосходную во всех от­ношениях лошадь, которой не было цены. Эта лошадь досталась мне благодаря счастливому случаю и дала возможность показать искусство моей верховой езды, в которой у меня не было соперников.
Это было в Литве у графа Пржбовского в его чудном имении. Все дамское общество и я сидели за чайным столом, а мужчины вышли на крыльцо полюбоваться на породистого коня, недавно привезенного в графское имение.Вдруг через открытое окно до нас донеслись какие-то крики. Я вы­скочил на крыльцо и увидел страшный переполох на дворе. Лошадь бешено носилась, брыкалась и никого к себе не подпускала. Все перепу­гались, и никто не решался к ней подойти. Самые смелые наездники не знали, что делать; испуг и озабоченность были написаны на всех лицах. Тут я ловко, одним прыжком, вскочил на спину лошади. Она отпрянула в сторону, взвилась на дыбы, стала бить передними и задними ногами, но скоро, почувствовав умелую и сильную руку, смирилась.
Мне очень хотелось показать дамам мою верховую езду, но, чтобы их не беспокоить, я заставил лошадь вскочить в столовую через откры­тое окно. Здесь я стал ездить то шагом, то рысью, то галопом, затем заставил лошадь вскочить на чайный стол и проделать всю школу вер­ховой езды, чем привел в восторг дам. Лошадь была так изумительно ловка, что не разбила ни одной чашки, ни одного стакана.
Граф также пришел в восхищение от моего необыкновенного искус­ства и со свойственной ему любезностью подарил мне лошадь и пожелал успехов в военной службе, куда я собирался поступить под начальство графа Миниха,
Лучшего подарка я не мог себе представить.- Страница 4 -C нетерпением я ждал выступления нашей армии в поход против турок, И подарок графа оказался весьма кстати: мне нужна была именно такая лошадь, смирная, как ягненок, и горя­чая, как Буцефал. Она должна была мне всегда напоминать о долге честного солдата и великих подвигах Александра Македонского.
Главной целью нашего похода было восстановление чести русского оружия, несколько пострадавшей в царствование Петра Великого во вре­мя сражения при Пруте.
Наша армия после трудных и славных походов одержала блестящую победу над турками.
Скромность не позволяет подчиненным приписывать себе великие по­беды^ слава которых обыкновенно присваивается только полководцам. Я не претендую на честь победы, одержанной нашей армией над непри­ятелем. Все мы исполняли свой долг. А эти слова для патриота, солдата, просто честного человека имеют гораздо большее значение, чем предпо­лагают господа политики.
Я служил в гусарах. Под моим командованием находился отдельный корпус. Не раз меня посылали в разведку и всецело доверяли моему уму и храбрости. Однажды после жаркого сражения с турками мы захвати­ли неприятельскую крепость. Я первый ворвался в нее на своем скакуне и остановился на площади, чтобы приказать трубить сбор. К моему изум­лению, возле меня не было ни одного гусара.
В ожидании их я повернул к колодцу, чтобы напоить лошадь. Она жадно припала к воде и, сколько ни пила, никак не могла напиться. Я посмотрел назад и от удивления чуть не свалился с седла. Оказалось, что у лошади не было задней половины туловища. Понятно, вода не могла удержаться и вытекала на землю, не принося бедному животному ни прохлады, ни облегчения.
Я не мог себе объяснить, как это могло случиться. В этот момент прискакал мой вестовой. Поздравив меня с победой, он рассказал следу­ющее. Преследуя по пятам бегущего неприятеля, я вскочил в крепостные ворота. В ту же минуту неожиданно опустили тяжелую железную ре­шетку, которая и отрубила заднюю половину моей лошади. Я ничего не заметил и поскакал дальше. Отрубленная половина некоторое время ос­тавалась неподалеку от ворот, брыкаясь и разгоняя турок ударами копыт, а затем ускакала на ближайший луг, где, как сказал мне вестовой, я, ве­роятно, ее и найду, Я тотчас же повернул назад и помчался на луг, где к моей величайшей радости и нашел заднюю половину лошади, мирно расхаживающую.
Итак, не оставалось никакого сомнения в том, что обе половины моей лошади были живы, Я послал за ветеринаром. Недолго думая, он сшил обе половинки молодыми лавровыми побегами. Рана очень хоро­шо зажила, но тут произошло нечто удивительное, что могло случиться только с такой необыкновенной лошадью. Побеги пустили в тело корни и разрослись. Образовалась беседка, в тени которой я совершил весь ос­тальной поход. Лавры пришлись кстати, так как мы одержали еще много блестящих побед.
Упомяну еще об одном случае, который произошел после жаркого боя. Я так храбро, так долго дрался с неприятелем, что моя рука поми­мо воли неустанно размахивала направо и налево. Несмотря на все мои усилия, я не мог ее остановить. Из боязни ранить себя и других я вынужден был в течение недели носить руку на перевязи, как после вывиха.
Если человек отваживается садиться на такую дикую лошадь, как моя, то ему можно поверить даже в том, что для другого явилось бы совер­шенно невероятным.
Однажды мы осаждали город, название которого я позабыл. Фельд­маршал пожелал знать, что происходит у неприятеля. Проникнуть в крепость мимо бдительных часовых было делом очень трудным, да и не было надежного человека, которому можно было бы это поручить.
Преисполненный храбрости, горя служебным рвением, я взялся за это дело. Недолго думая, я встал возле жерла самой большой пушки и ждал, пока из нее выстрелят. В тот момент, когда ядро вылетело, я вскочил на него верхом, рассчитывая таким образом перелететь в крепость.
На пути я стал раздумывать.
«Гм! - сказал я себе. - Положим, ты попадешь в крепость, но как ты вернешься обратно? Наконец, что тебя ждет в крепости? Нет ника­кого сомнения, что тебя узнают и, как шпиона, вздернут на первой висе­лице. Самое благоразумное - отправиться подобру-поздорову восвояси».
Набросав наскоро в записной книжке план неприятельских укреплений, я перескочил на встречный снаряд, летевший в наш лагерь, и благопо­лучно вернулся к своим.
Моя лошадь удивительно искусно брала любые барьеры. Для нее не существовало никаких заборов, рвов, словом, никаких преград, что дава­ло возможность мне ездить всегда по прямому направлению.Как-то раз я поехал на ней травить зайцев. Спасаясь от моего пре­следования, заяц перебегал, большую дорогу в ту минуту, когда проезжала карета с двумя молодыми дамами, принадлежавшими к высшему обще­ству, Все это случилось так быстро и неожиданно, что я не успел повернуть лошадь, и она на всем скаку пролетела сквозь открытые ок­на кареты. Я едва успел поклониться дамам и извиниться за причиненное беспокойство.
В другой раз, когда лошадь прыгнула, чтобы перескочить болото, я за­метил, что болото шире, чем я предполагал. В минуту, когда лошадь взвилась в воздух, я повернул ее назад, чтобы снова разогнаться. Но и во второй раз лошадь не рассчитала и упала в болото по самую шею. Мне предстояла неминуемая гибель. Спасся я только благодаря своей удиви­тельной силе. Я стиснул ногами бока лошади и стал тянуть себя за косу и таким образом вытащил и себя, и лошадь из болота
Несмотря на всю мою храбрость и ум, на силу, быстроту и вынос­ливость моей лошади, и со мной были неудачи. Я имел даже несчастье попасть в плен к туркам, победившим меня превосходством своих сил.- Страница 5 -В плену меня постигла самая печальная участь: турки продали меня в рабство.
Я был принужден исполнять самую простую работу, легкую, но скуч­ную и совсем мне не знакомую. Меня назначили на должность пчеловода в султанских садах. Моя обязанность состояла в том, чтобы каждый день с восходом солнца гнать пчел на пастбище в поле, стеречь их там це­лый день, а вечером пригонять обратно в улей.
Как-то вечером я заметил, что недостает одной пчелы. Оглянувшись, я увидел двух медведей, которые, надеясь поживиться медом, собирались разорвать пчелу. У меня ничего не было в руках, кроме серебряного топорика. Его-то я и запустил в медведей, чтобы их попугать.
Мне действительно удалось таким образом спасти пчелку, но, к несчастью, случилась другая беда. Размах руки был так силен, что топо­рик, пролетев над головами медведей, летел все выше и выше, пока не упал на Луну.
Как его достать? Где я найду такую лестницу, чтобы влезть на Луну? Тут я вспомнил, что турецкие бобы растут быстро и часто до­стигают удивительной высоты.
Тотчас же я посадил боб в землю. На моих глазах он стал расти и поднимался все выше и выше, пока не зацепился за один из рогов месяца. Я несказан­но обрадовался, полез по стеблю вверх и благополучно добрался до Луны. Нелегко было найти сереб­ряный топорик там, где все блестело, как серебро. Наконец я его нашел на куче соломы.
Я собирался уже спуститься на землю, но увы! пока я разыскивал топорик, боб высох под жгучими лучами солнца и рассыпался.
Что делать? Из соломы я свил длинную веревку и, привязав ее за рог месяца, пустился в путь, скользя правой рукой по веревке, а в левой держа топорик. Добрав­шись до конца веревки, я обрубил ее верхний конец и привязал к нижнему. Таким образом мне удалось спуститься на довольно большое расстояние, но, к сожа­лению, моя веревка от постоян­ного обрубания и связывания перетерлась и оборвалась, и я полетел на землю с такой быстро­той, что лишился сознания.
Упав со страшной высоты, я ушел в землю на двадцать метров. Скоро я пришел в себя, но не знал, как выбраться из ямы. Но чему не научит нужда? Ногтями и пальцами я вырыл в земле ступеньки и благополучно вышел на свет Божий.
Вскоре после этого случая был заключен мир с турками. Меня и других пленных привезли в Петербург. Служить я не хотел, вышел в отставку и уехал из России.
В тот год повсюду в Европе царствовал страшный холод. Даже само солнце простудилось и до наших дней никак не может поправиться. Нет-нет, да и при­хворнет. Вот эти-то холода и заставили меня на обратном пути пережить больше невзгод и неудобств, чем когда я путе­шествовал по России.
Мою лошадь турки оставили у себя; поневоле пришлось ехать домой на почтовых.
В одном месте дорога прохо­дила в узком коридоре, между высокими плетнями из терновни­ка. Я приказал ямшику трубить в рог, чтобы предупредить столк­новение со встречными. Ямшик изо всех сил дул, но сколько ни старался, не мог выдуть ни одно­го звука. Это показалось мне очень странным и не прошло для нас даром: мы столкнулись со встречной каретой. В этом месте дорога была так узка, что не бы­ло никакой возможности разъе­хаться. Недолго думая, я выскочил из кареты, выпряг лошадей, взва­лил к себе на спину карету со всем багажом и перепрыгнул с ней через плетень в сажень высотой. Нелегко мне это далось: сама ка­рета весила немало, да и багажа в ней было довольно. Поставив карету, я перескочил через плетень на ту сторону, где остались мои лошади, и опять с ними перескочил через плетень. Ямщик запряг лошадей, и мы благополучно добрались до постоялого двора.
Я забыл упомянуть, что одна из лошадей, горячая четырехлетка, во вре­мя моего путешествия через плетень стала фыркать и брыкаться. Но я сунул ее задние ноги в карман сюртука, и она поневоле успокоилась.
На постоялом дворе мы стали припоминать бывший с нами в доро­ге случай. Я сидел на скамейке, ямщик снял рожок, повесил его на гвоздь над плитой и стал греться у огня.
Но вот что тогда случилось! Неожиданно рожок заиграл. Мы были несказанно удивлены и не могли понять, почему он играет. Замерзшие от страшного холода звуки оттаяли и громко и ясно раздавались в ком­нате к великой радости ямгпика. Звуки все неслись и неслись; одна пьеса сменялась другой, и импровизированный концерт закончился прелестной вечерней песней.
Позвольте и мне закончить свой рассказ о путешествии в России.
Есть путешественники, которые переживают необыкновенные при­ключения. Неудивительно, если их рассказы вызывают некоторую долю сомнений. Однако если кто-либо из молодых читателей усомнится в прав­дивости моих рассказов, он этим меня глубоко оскорбит. Пусть он лучше захлопнет книгу, прежде чем я перейду к моим приключениям на море, еще более необычайным, хотя и не менее достоверным.- Страница 6 -Приключение первое Я очень много путешествовал по морю и по суше. Ряд моих скитаний по свету начался морским путешестви­ем, которое я предпринял задолго до поездки в Россию, где со мной случилось столь много удивительных, только что рассказанных эпизодов.
С юных лет я мечтал о путешествиях, почти с того нежного возрас­та, когда на моем подбородке едва стал пробиваться пушок, который можно было принять за что угодно, только не за бороду. Мой отец так­же много путешествовал на своем веку. В долгие зимние вечера он любил рассказывать нам о своих приключениях, чем и развил во мне врожден­ную страсть ко всему неизведанному.
Всякий раз при удобном случае я просил у отца позволения побы­вать в чужих странах. Но все было напрасно. Иногда мне как будто удавалось убедить его, но мать и тетка горячо восставали против моих планов, и я терпел неудачу за неудачей.
Однажды к нам приехал погостить родственник моей матери. Он очень полюбил меня; находил, что я славный, веселый юноша и обещал помочь мне осуществить мою заветную мечту.
Его доводы оказались убедительнее моих. После бесконечных разгово­ров и споров, в которых принимала особенно горячее участие женская половина нашей семьи, было наконец решено, что я поеду с моим родственником на остров Цейлон, где его дядя был губернатором.
Получив от голландского правительства чрезвычайные поручения, мы в скором времени отбыли из Амстердама.
Переезд был благополучным. Только однажды в пути нас застиг силь­ный шторм. Последствия его были столь замечательные, что я скажу об этом несколько слов.
Шторм начался в то время, когда мы подошли к одному из остро­вов и бросили якорь, чтобы взять дров и пресной воды, в короткое время стихия разыгралась, бешеный ураган стал вырывать с корнями громад­ные толстые деревья и носить их по воздуху,
Эти деревья в несколько сот пудов весом поднялись над землей на высоту нескольких верст и казались оттуда не больше птичьих перышек, летающих по воздуху. Но когда шторм утих, все деревья опустились стой­мя на землю, на свое прежнее место, и снова стали расти. Все приняло свой обычный вид, как будто урагана и не бывало.
Лишь с одним из лесных великанов случилось нечто странное. В мо­мент, когда его вырвал шторм, на нем сидели муж с женой и рвали огурцы, которые в этой части света растут не на грядках, а на деревьях.
Невольные путешественники благополучно совершили свой воздушный полет, но своей тяжестью они накренили дерево, и оно упало не туда, где росло прежде, а в сторону. Причем упало оно на землю в тот са­мый момент, когда тамошний повелитель шел по саду, и, к счастью, раздавило его.
«Почему к счастью?» - спросите, наверное, вы.
Да, следует сказать именно к счастью. Глава народа был страшный деспот, и все его подданные, не исключая любимцев, были самыми несчастными людьми в мире. В кладовых дворца гнили съестные припа­сы, а между тем народ умирал от голода. Государство было надежно защищено от врагов, однако по распоряжению повелителя все молодые люди обязаны были нести военную службу, Строгостями и жестокими наказаниями из них делали отличных солдат. При случае этих солдат продавали тому соседнему царьку, который дороже платил. Эта торгов­ля приносила повелителю миллионы раковин, которые он прибавлял к сотням тысяч, унаследованным от отца.
В благодарность за великую услугу, оказанную хотя и случайно, народ возвел на трон счастливую чету. Несмотря на то, что, приблизившись во время полета слишком близко к солнцу, эти добрые люди потеряли зре­ние и несколько поглупели, все же они достойно правили государством. Каждый из поданных, как я потом узнал, собирая огурцы, всегда творил молитву: «Боже, сохрани нашего повелителя».
Починив судно, сильно пострадавшее от шторма, и откланявшись по­велителю и его супруге, мы вышли из гавани.- Страница 7 -Дул благоприятный ветер. Через шесть недель мы благополучно пришли на Цейлон.
Недели через две старший сын губернатора пригласил меня на охо­ту. Я с величайшей радостью принял это приглашение. Мой спутник, сильный и здоровый мужчина, легко переносил тропическую жару. Я же, несмотря на то, что мы шли медленно, очень быстро устал, все больше и больше отставал и, наконец, совсем потерял из виду своего спутника. Я шел лесом. Пробегавший невдалеке бурный поток разливал свежесть и прохладу и манил на отдых. Не успел я присесть, как услышал поза­ди себя шорох.
Я вскочил и от ужаса не мог двинуться с места. На меня шел громадный тигр. Было очевидно, что он собирается позавтракать много и, конечно, не будет дожидаться согласия. Мое ружье было заряжено дробью. Этот заряд хорош был на зайца, но что он значил для тигра! «Будь, что будет», - сказал я себе и прицелился наудачу. От волнения я выстрелил раньше, чем тигр подошел на выстрел, и не попал. Тигр заревел и со страшной яростью бросился на меня. Только из чувства самосохранения я готов был прибегнуть к последнему средству спасе­ния - бегству. Я пустился бежать и почти в ту же минуту наткнулся на страшного крокодила, при одном воспоминании о котором у меня и теперь пробегают по телу мурашки. Крокодил раскрыл свою огром­ную пасть, чтобы проглотить меня.
Представьте, в каком я был ужасном положении! Сзади тигр, спере­ди крокодил, направо от меня пропасть, где ползали ядовитые змеи.
Меня охватил невыразимый ужас. Думаю, на моем месте и Геркулес испугался бы не менее меня. Как сноп, повалился я на землю. С одной стороны тигр, с другой - крокодил угрожали мне неминуемой смертью. Так прошло несколько долгих, томительных секунд.

Вдруг до меня донесся какой-то звук, резкий и сильный. Я поднял голову и все понял. То, что я увидел, вызвало во мне и безграничное удивление и несказан­но обрадовало. Тигр, прыгнувший на меня в тот момент, когда я упал на землю, не рассчитал прыжка, перескочил через меня и угодил в пасть крокодила.
Тигр, у которого была очень большая голова, застрял в пасти и не мог освободиться, а крокодил не в состоянии был его проглотить. В один миг я подскочил к барахтавшимся животным и одним ударом сабли от­рубил тигру голову; к моим ногам упало бездыханное тело. Покончив с тигром, я схватил ружье и стал проталкивать его голову в пасть кро­кодила, пока тот не задохнулся.
Вскоре после этого вернулся обеспокоенный моим долгим отсутстви­ем мой спутник. Он поздравил меня со столь славной победой.
Когда я рассказал губернатору об этом удивительном случае, он при­казал послать за убитыми мной тигром и крокодилом. Из тигровой шкуры я велел сшить кисеты; часть их я раздарил моим цейлонским друзьям. Остальные отвез в Голландию и подарил бургомистру. Немало труда стоило мне отказаться от тысячи дукатов, которыми меня хотел одарить бургомистр за мой подарок.
Из кожи крокодила я велел сделать чучело и принес его в дар амстердамскому музею, который очень гордится моим подарком как одной из величайших достопримечательностей.
Расскажу еще об одном необычайном явлении, которое мне пришлось наблюдать на обратном пути из Цейлона в Европу. Неожиданно наш ко­рабль вынужден был изменить курс. Это обстоятельство меня очень порадовало, так как благодаря ему я познакомился с теплым Гольфстри­мом. Погода стояла необыкновенно теплая, но в солнечные дни вода была так горяча, что в ней можно было сварить.мясо или яйца.
Больше всего меня поразили громадные стаи всевозможных морских рыб, весело плававших и игравших около корабля. А когда их удавалось поймать на удочку или сетью, то на воздухе они тотчас же умирали и ока­зывались совершенно сваренными, так что их можно было тут же есть, и вкус они имели превосходный. Вопрос, как это возможно, чтобы сварен­ные рыбы резвились в кипящей морской воде, долго занимал нас, пока мы не нашли ему объяснения. Вода нагревалась постепенно, и рыба мало-помалу привыкала к более высокой температуре. Когда она попадала затем на более холодный воздух, жар, разумеется, бросался внутрь, убивал в ней жизнь, и можно было немедленно подавать на стол вареную рыбу.
В этом явлении не было, следовательно, ровно ничего удивительного.- Страница 8 -Второе приключение В 1776 году я отплыл из Портсмута в Северную Америку на англий­ском судне. Это был хорошо вооруженный военный корабль с сотней пушек.
В пути с нами не случилось никаких особенных приключений, толь­ко однажды, когда мы шли на расстоянии трехсот миль от устья реки св. Лаврентия, корабль ударился обо что-то, что мы приняли за подвод­ную скалу. Однако когда мы измерили глубину, то на расстоянии пятисот саженей дна так и не обнаружили.
Случай этот казался необыкновенным и непонятным. Кроме того, мы лишились руля, мачты сломались, две из них упали на палубу.
Один из матросов, находившийся на мачте, от удара был отброшен далеко в море. Он спасся только благодаря тому, что на лету уцепился за хвост большой морской птицы и вместе с ней медленно спустился. Когда птица была на воде, он сел на нее верхом и доплыл до корабля.
Удар был так силен, что всех, кто был на средней палубе, высоко подбросило. Я сильно ударился головой о потолок, и моя голова глубо­ко ушла в плечи. Только спустя несколько месяцев шея и голова встали на прежнее место.
Вскоре все прояснилось: скала, на которую мы налетели, оказалась во­все не скалой. Это был кит колоссальных размеров, который мирно дремал на солнышке. Разбуженный нашими криками и шумом, кит при­шел в ярость, схватил зубами большой якорь, висевший на корме корабля, и потащил нас с бешеной скоростью.
Десять часов мы неслись неизвестно куда. Трудно сказать, где и ког­да мы остановились бы, но, к счастью, якорная цепь лопнула, и кит поплыл дальше один. Мы отделались тем, что потеряли якорь.
Через шесть месяцев, возвращаясь в Европу, мы увидели того самого кита. Но теперь он был мертв. Его громадное тело качалось на поверх­ности воды. Чудовище было так велико, что на корабль можно было взять лишь небольшую его часть.
Подплыв на лодке, мы с большим трудом отрубили его голову. К ве­ликой радости, в пасти кита оказался наш якорь; из дупла левого зуба торчал конец якорной цепи длиной в десять саженей.
Столкновение с китом было единственным выдающимся случаем в этом путешествии. Виноват! Чуть было не забыл еще один несчастный случай. Когда кит тащил корабль, последний дал течь. Вода прибывала очень быстро. Нам угрожала опасность через каких-нибудь полчаса пойти ко дну. Пробои­на была довольно велика. К счастью, я первый заметил беду. И тут мне в голову пришла замечательная мысль; ей то и были обязаны своим спа­сением корабль и экипаж. Безо всяких церемоний я заткнул пробоину задней частью своего тела. Конечно, сидеть было довольно прохладно, но это продолжалось недолго - скоро я был освобожден благодаря искусству подоспевшего на помощь плотника.- Страница 9 -Третье приключение Однажды я чуть было не погиб в Средиземном море. В один прекрасный летний день я купался недалеко от Марселя. Толь­ко я зашел в воду, вдруг вижу - огромная рыба, широко раскрыв пасть, плывет прямо на меня. Удрать от рыбы было невозможно. Что делать? Я согнулся калачиком и благополучно проскользнул между зубами рыбы в ее желудок. Само собою разумеется, в моем новом помещении царил полный мрак, но зато я не мог пожаловаться на недостаток теплоты.

Мое пребывание в желудке чудовища было крайне неприятно его хозяину, который делал все возможные усилия, чтобы избавиться от непрошеного гостя. Пользуясь простором своего помещения, я начал ходить, бегать, скакать, кувыркаться и всячески беспокоить чудовище. Но когда я начал танцевать шотландский танец, быстро перебирая ногами, животное пришло в крайнюю раздражительность и стало яростно ки­даться из стороны в сторону и наконец приподнялось почти отвесно из воды. В эту минуту его заметили с проплывавшего мимо итальянского корабля. Моряки стали бросать гарпуны и через несколько минут выта­щили страшилище на палубу.
Вдруг я услышал, как собравшиеся матросы советовались, откуда на­чать резать рыбу, чтобы получить побольше рыбьего жира. Но, к счастью, их ножи не задели меня. Как только свет проник в темноту, я изо всех сил закричал. Я посылал матросам приветствия, говорил, что рад видеть этих добрых людей, освободивших меня из моей душной темницы.
Трудно передать удивление, которое охватило матросов, когда они услышали человеческий голос, доносившийся из чрева рыбы. Еще боль­ше они изумились, когда я выскочил из рыбы и приветствовал их поклоном.- Страница 10 -Четвертое приключение Когда я служил у турецкою султана, то очень любил совершать про­гулки на своем двухмачтовом корабле по Мраморному морю, откуда открывался чудеснейший вид на Константинополь.
Однажды, плывя по морю, я залюбовался чудным ясным небом и вдруг увидел над собой какой-то круглый предмет не больше бильярд­ного шара, к которому было еще что-то привязано.
Со мной было отличное дальнобойное ружье, с которым я никогда не расставался. Я зарядил его пулей и выстрелил. Предмет, привлекший мое внимание, по-прежнему висел в воздухе. Я снова зарядил ружье, но двумя пулями, однако и это ни к чему не привело. Только третьим выстрелом, когда ружье было заряжено четырьмя или пятью пулями, мне удалось пробить загадочный шар, который стал медленно опускаться.
Представьте себе мое удивление! Приблизительно в четырех метрах от моего судна упала в воду раззолоченная корзина с громадным воз­душным шаром.
В корзине находился воздухоплаватель, а около него лежала полови­на свежеизжаренного барашка. Я велел своим людям взять на борт корабля этого человека.
Воздухоплаватель был французом. Одет он был очень богато: из каж­дого кармана жилета у него висели по две золотых цепочки с массой брелоков, на которых были нарисованы портреты знатных мужчин и дам. Из каждой петли его камзола свешивалось по золотой медали. Пальцы рук украшены драгоценными бриллиантовыми кольцами. Карманы полны кошельками, туго набитыми золотом. Волнение француза было так велико, что он едва мог говорить.
Несколько успокоившись, он рассказал нам следующее:
- Я - канатный плясун и эквилибрист. Дней восемь тому назад я поднялся с одного английского мыса на шаре вместе с барашком, что­бы показать свой номер многочисленной публике, собравшейся на представление. К несчастью, минут через десять после того, как я под­нялся, подул сильный ветер и понес шар к морю. Я летел на страшной высоте. Уже на третий день меня стал мучить сильный голод, и бедно­го барашка пришлось зарезать.
Я поднимался все выше и выше. Уже и месяц давно остался подо мной, а шар летел и летел. Через день я настолько приблизился к солнцу, что оно опалило мне брови. Ободрав барашка, я выставил его на совершенно открытое мес­то, где солнце грело сильнее всего, и через сорок минут барашек изжарился. Им-то я и питался все время.
Француз умолк и стал смотреть вдаль, откуда виднелся город. Он был крайне удивлен, узнав, что это был Константинополь и что ветер отнес его так далеко.
- Мой шар продержался так долго на воздухе, - прибавил он, - по той причине, что проводник от клапана воздушного шара для выпу­скания водорода, к несчастью, оборвался. Если бы ваш выстрел не пробил шар, я бы до второго пришествия должен был носиться между небом и землей.
Француз в порыве великодушия подарил корзину моему боцману. Что же касается шара, то из-за повреждений, причиненных моими выстре­лами, он пришел в полную негодность.- Страница 11 -Пятое приключение За несколько месяцев до моего возвращения в Европу со мной произошло одно удивительное при­ключение. Султан, которому меня представили русский, французский и римский послы, дал мне секрет­ное поручение в Каир, чрезвычай­ной важности.
Я отбыл из Турции в сопровож­дении большой свиты. Дорогой мне представился случай увеличить свою прислугу несколькими очень интересными субъектами.
Недалеко от Константинополя я встретил маленького, худенького человека. Несмотря на то, что к каждой его ноге было привязано по свинцовой гире в пятьдесят фунтов, он бежал очень быстро.
Меня это очень удивило, и я спросил его:
- Куда ты бежишь, приятель? Почему к твоим ногам привязаны гири?
- Я бегу из Вены. Полчаса тому назад я покинул этот город, -ответил скороход. - В Вене я служил у знатных господ, но сегодня получил отставку. Сейчас направля­юсь в Константинополь поискать себе работу. Спешить мне незачем, и вот, чтобы замедлить бег, я при­вязал эти гири, вспомнив любимое изречение моего школьного учите­ля: «Тише едешь - дальше будешь».
Мне понравился скороход. Я предложил ему поступить ко мне на службу, на что он охотно со­гласился. Мы поехали дальше. Немало стран и городов встретили мы на пути, Как-то недалеко от дороги я увидел человека, неподвижно лежащего на чудном лугу, поросшем сочной травой. Мне показалось, что он креп­ко спит. Однако человек этот не спал: он припал ухом к земле, будто прислушиваясь к тому, что делают обитатели преисподней.
- Что ты там слушаешь, мой друг? - спросил я его.
- От скуки я слушаю, как б поле растет трава.
- И ты это слышишь?
- Еще бы, это так легко!
- Иди ко мне на службу. «Кто знает, к чему придется при­слушиваться..,» - подумал я.
Человек встал и пошел за мной.
Скоро на небольшом холмике я заметил охотника. Он во что-то долго целился и потом выстрелил, как мне показалось, в воздух.
- Здравствуйте, господин охот­ник! Скажите, пожалуйста, во что вы сейчас стреляли? Кроме неба я здесь ничего не вижу.
- О! Я только пробую новое ру­жье. Вон там, на Страсбургском соборе, на шпиле, сидел воробей. Я его сейчас подстрелил,
Всякий, кто знает мою страсть к благородному занятию, охотно пой­мет меня и не удивится, что я бросился на шею к этому замечательному стрелку. Разумеется, я ничего не пожалел, чтобы взять его к себе на службу.
Снова двинулись мы в путь.
Немало мы проехали стран, городов и наконец достигли горы Ливан. Показался вековой кедровый лес. Тут стоял плотный, коренастый мужчина и тянул обеими руками за веревку, которая была обвязана вокруг всего леса.
- Зачем ты это делаешь, дружище? - спросил я этого Самсона.
- Да вот, пришел нарубить лес для постройки дома, да забыл топор. Надо же как-нибудь помочь горю,
С этими словами он разом рванул веревку и весь лес, занимающий не менее квадратной мили, как тростник, рухнул на землю. Нетрудно угадать, что я сделал. Я решил не расставаться с силачом, даже если бы потребовалось все мое посольское жалование.
Наконец мы добрались до Египта. Но едва мы переехали границу, поднялся страшный ураган. Каждую минуту я боялся, что мои экипажи, лошади и люди будут унесены вихрем.
Налево от дороги стояли рядом семь ветряных мельниц. Их крылья вертелись, как бешеные. Направо от дороги, против мельницы, я увидел необычайной толщины человека, прикрывавшего указательным пальцем правую ноздрю.
Как только он заметил, в какое ужасное положение мы попали, он тотчас повернулся к нам и почтительно снял шляпу, как солдат перед офицером, В ту же минуту ветер стих, и все мельницы моментально остановились. Удивленный таким происшествием, показавшимся мне сверхъестественным, я крикнул толстяку:
- Что это означает? Не вошел ли в тебя бес, или ты сам черт?
- Простите, ваша светлость, - ответил мне толстяк, - я был занят тем, что производил ветер по приказанию моего хозяина мельника, но чтобы ветер не сдул все семь мельниц, я заткнул одну ноздрю.
«Это превосходно! Когда ты вернешься домой, - сказал я себе, - и начнешь рассказывать свои чудесные похождения на море и на суше, и у тебя будет захватывать дух, этот человек, у которого легкие не хуже кузнечного меха, очень пригодится».
Мы скоро договорились, и этот человек присоединился к моей свите.
Наконец мы прибыли в Каир. Я успешно выполнил все поручения султана и через неделю вместе со своими чудесными слугами решил вернуться назад.- Страница 12 -Вернувшись из египетской экспедиции, я все более и более входил в милость к султану. Его величество ежедневно приглашал меня утром и вечером к своему столу.
Должен признаться, что из всех владык мира у султана самый тон­кий и изысканный стол. Конечно, это замечание надо отнести только к кушаниям, а не к напиткам, ибо известно, что Магомет запретил своим последователям пить вино. По этой причине ни в одном турец­ком ресторане нельзя рассчитывать хотя бы на стакан доброго вина.
Но многое, что нельзя делать открыто, нередко делается втихомолку. Несмотря на запрещение Корана, иной турок не хуже прямодушного немца знает толк в вине. Султан тоже был большой любитель вина.
После обеда его величество уходил в свой кабинет, где обыкновенно его ждала бутылка хорошего вина.
Однажды султан сделал мне украдкой знак, чтобы я следовал за ним в кабинет. Заперев дверь, он достал из небольшого потайного шкафчи­ка бутылку и сказал:
- Мюнхаузен, я знаю, что вы, христиане, понимаете толк в вине. У меня еще осталась бутылка токайского. Я уверен, что вы никогда в жизни не пили такого вина.
Султан налил себе и мне вина и чокнулся со мной. - Что скажете? Не правда ли, винцо недурно?
- Вино превосходно, ваше величество, - возразил я, - но, с ваше­го разрешения, я позволю себе сказать, что в Вене у покойного императора Карла VI я пил вино много лучше.
- Мой друг, я вам верю, но право же, нет в мире токайского луч­ше этого. Мне его подарил один венгерский вельможа, у которого была всего одна бутылка этого редкого вина.
- Поверьте, ваше величество, вино вину рознь. Бьюсь об заклад, что через час я вам доставлю из императорского погреба бутылку токайского, которое будет неизмеримо лучше.
- Друг мой Мюнхаузен, вы, право, бредите.
- Нет, я не брежу. Повторяю, что через час я вам доставлю бутылку токайского из императорского погреба. Отведав это вино, вы не захоти­те смотреть на свое.
- Мюнхаузен, Мюнхаузен! Вы, кажется, хотите поднять меня на смех. Будьте осторожны, это не пройдет вам. даром. До сих пор я знал вас как человека вполне правдивого, но сейчас, клянусь, вы говорите неправду.
- Ваше величество! Я готов доказать на деле, что говорю сущую прав­ду. Если я не сдержу обещания, а вашему величеству известно, что я ненавижу всякую ложь и хвастовство, прикажите отрубить мне голову, которая чего-нибудь да стоит, а потому позвольте узнать, что вы пред­ложите взамен ее.
- Ловлю вас на слове. Если вы не сдержите обещания и ровно в четыре часа не будет токайского, не ждите себе помилования, вам тот­час отрубят голову. Предупреждаю вас, что даже самому лучшему другу я не позволю себя дурачить. Если вы выиграете пари, получите из мое­го казначейства золота, серебра и драгоценностей столько, сколько может унести на себе самый сильный человек.
- Пусть будет так, - ответил я.
Мне поднесли перо и чернила, и я написал императрице Марии Терезе записку: «Ваше императорское величество! Без всякого сомнения, как единственная наследница вашего покойного отца, Вы изволили унас­ледовать и винный погреб покойного императора. Разрешите мне попросить у Вашего величества бутылку токайского, которое я часто пи­вал у Вашего отца. Прошу дать моему посланнику самого лучшего вина: дело идет о пари. Пользуюсь при этом случае принести уверения Ваше­му величеству в глубочайшем почтении и т.д. и т.д.»
Было пять минут четвертого. Записку я вручил моему скороходу. Последний снял с ног гири и зашагал в Вену.В ожидании токайского мы с султаном допили начатую бутылку.
Пробило четверть четвертого, половина, три четверти, а о скороходе не было ни слуху, ни духу! Откровенно говоря, я не на шутку стал тру­сить. Мне все казалось, что султан не без задней мысли поглядывает на звонок, а я хорошо понимал, что на звонок не замедлит явиться палач.
Правда, султан разрешил мне выйти в сад подышать свежим возду­хом, но за каждым моим шагом зорко следили двое слуг. Часы показывали без пяти минут четыре. Мое волнение все более и более уси­ливалось, и я послал за стрелком и слугою, у которого был удивительно тонкий слух, то есть за моим «слушальщиком».
Они немедленно явились на мой зов. «Слушалыник» припал к земле, немного послушал и сказал, что скороход крепко спит далеко отсюда, храпя во весь нос. От этих слов я пришел в ужас и не знал, что делать.
Но тут мой бравый стрелок взбежал на высокую террасу, встал на цыпочки, посмотрел вдаль и воскликнул:
- Клянусь спасением моей души, лентяй спит под дубом у самого Белграда, а около него бутылка. Постой-ка, я тебя разбужу!
Тотчас он зарядил свое ружье и выстрелил в дуб. На скорохода по­сыпалась целая куча желудей, веток и листьев. Тот вскочил и зашагал еще быстрее, боясь опоздать. За полминуты до четырех часов мой посланник стоял в кабинете султана с бутылкой в руках и письмом от самой Марии Терезы. Мое торжество было безгранично. Сначала султан был как будто недоволен, что я выиграл пари, но скоро недовольство прошло, и он сказал мне самым веселым тоном;
- Надеюсь, Мюнхаузен, вы не будете на меня в обиде, если я при­берегу для себя эту бутылку. Вы находитесь в лучших отношениях с венским двором, чем я, и всегда сумеете раздобыть себе токайского.
С этими словами он спрятал бутылку в шкафчик, положил ключ в карман своих широких шаровар и позвонил, чтобы позвать казначея.
Какой прелестной музыкой показался мне серебристый звон коло­кольчика! Ничего не поделаешь, надо платить пари.
- Извольте тотчас выдать моему другу Мюнхаузену, - обратился сул­тан к вошедшему казначею, - столько золота и драгоценностей, сколько может на себе унести самый сильный человек.Пожав ласково мою руку, султан милостиво отпустил нас обоих.
Казначей повел меня в подземелья дворца, доверху набитые сокрови­щами. Я позвал своего силача. Он взвалил себе на плечи все золото, какое было в кладовых султана, и мы поспешили к морю.
В гавани я нанял самый большой корабль и немедленно отплыл подобру-поздорову со всеми своими людьми и богатством.
Но случилось как раз то, чего я опасался. Казначей побежал к султа­ну и рассказал, что мой силач опустошил все кладовые.
Султан тотчас раскаялся в своем безрассудном обещании и приказал адмиралу со всем флотом отправиться в погоню за мной.
Мы отошли от гавани всего на две мили, как я увидел, что турецкий флот гонится за нами на всех парусах. По правде сказать, я опять стал бояться за свою голову.
Тут ко мне подошел мой слуга, который так искусно умел делать ве­тер, и сказал:
- Ваше сиятельство, не извольте беспокоиться!
Он немедленно встал на корму, повернул одну ноздрю к турецкому флоту, а другую - к нашим парусам и начал дуть изо всех сил. От страшного ветра весь турецкий флот отлетел от нас в гавань. А мы в несколько часов прибыли в Италию.
Но я не воспользовался своими сокровищами. В Италии ужасная бед­ность и нищета; всюду на улицах масса нищих, а полиция ни за чем не смотрит. Следуя порывам моего доброго сердца, большую часть приве­зенных сокровищ я раздал нищим, а то, что осталось, у меня отняли разбойники по дороге в Рим. Итак, я не разбогател от золота и сокро­вищ, которые выиграл у султана на пари.- Страница 13 -Шестое приключение
(Записано со слов одного из близких друзей барона Мюнхаузена) Закончив предыдущий рассказ, барон, несмотря на просьбы, отказался продолжить беседу и ушел, оставив общество в самом лучшем настрое­нии. Но обещал при первом удобном случае рассказать весьма интерес­ные приключения своего отца и несколько смешных анекдотов.
Все стали высказывать свои мнения по поводу последнего рассказа, который произвел на слушателей сильное впечатление.
Один из присутствующих, друг барона, бывший с ним в Турции, рас­сказал, что вблизи Константинополя находится огромная пушка. О ней упоминал в своих мемуарах известный писатель барон Тотт.
- Насколько я помню, - заметил рассказчик, - вот что говорил Тотт. «Турки укрепили вблизи от города над крепостью огромную пушку.
Она была отлита из меди, а стреляли из нее мраморными ядрами, каж­дое весом в тысячу фунтов.
Чтобы воочию убедиться в разрушительном действии этого орудия, я попросил выстрелить из пушки. Все пришли в ужас, ибо были уверены, что сотрясение, произведенное этим выстрелом, разрушит все дома и дворцы. Понемногу страх рассеялся, и мне, наконец, было разрешено выстрелить.
Пушку зарядили тремястами фунтами пороху и мраморным ядром в тысячу фунтов. Когда подали зажженный фитиль, все отпрянули как можно дальше. Канонир, которому я давал указания, как стрелять, несколько трусил.
Я скомандовал «Пли!» Грянул выстрел. Меня отбросило к стене с та­кой силой, точно содрогнулась земля. Пролетев триста саженей, ядро разорвалось на три части. Его осколки погрузились в море и взволновали морскую поверхность. Вода закипела и покрылась сплошной пеной. Потом осколки ударились в противоположные горы».
- Вот все, что я могу припомнить из рассказа барона Тотта о зна­менитой пушке, - продолжал рассказчик. - Когда мы с бароном Мюнхаузеном были в той местности, нам рассказывали об изумительной храбрости барона Тотта.
Барон Мюнхаузен не допускал мысли, чтобы какой-нибудь француз мог затмить его своим подвигом, он подошел к пушке, взвалил ее себе на плечи, установил в равновесии и, прыгнув в пролив, поплыл к про­тивоположному берегу и благополучно его достиг.
К сожалению, он вздумал с того берега бросить пушку на прежнее место. Я говорю «к сожалению», потому что пушка выскользнула у не­го из рук, прежде чем он размахнулся как следует. Пролетев половину пролива, она упала в воду, где и лежит до сего дня и, вероятно, будет лежать до второго пришествия.
Этот случай с пушкой был причиной окончательного разрыва барона Мюнхаузена с султаном. Опустошение бароном казначейства было давно забыто. Благодаря большим доходам в короткое время султан пополнил свою казну новыми сокровищами и пригласил к себе барона, который, вероятно, не уехал бы из Турции и теперь, если бы не погибла злопо­лучная пушка. Эта потеря так разгневала свирепого властелина, что он приказал отрубить барону голову. К счастью, один из доброжелателей предупредил барона о грозящей опасности, и он бежал в ту же ночь на корабль, который отплыл в Венецию и благополучно прибыл туда. Барон не любил рассказывать об этом эпизоде, во-первых, потому что ему не удалось перебросить пушку через пролив, а во-вторых, потому что его жизнь была на волоске от смерти. Но так как вся эта история не кла­дет никакой тени на прославленное подвигами имя барона, я иногда в его отсутствие позволяю себе рассказать этот очень любопытный эпи­зод из жизни барона в Турции.- Страница 14 -Седьмое приключение Как только барон вернулся, все его окружили и стали просить рас­сказать что-нибудь из его жизни, столь богатой интересными приключениями.
Барон долго не уступал. Он обладал даром рассказывать весьма зани­мательно, но делал это только когда на него находило вдохновение и никогда не отступал от своих привычек. Видя, что все попытки угово­рить барона напрасны, все стали понемногу расходиться.
Наконец, наступил долгожданный вечер. По улыбке, игравшей на лице барона, все поняли, что он в хорошем настроении и не прочь что-нибудь рассказать.
Все смолкли и приготовились слушать с большим вниманием.
- Во время последней осады Гибралтара, - начал барон свой рас­сказ, - на одном из кораблей, подвозивших провиант, которым командовал лорд Родней, я отплыл в крепость навестить моего старого друга генерала Эллиота, стяжавшего себе бессмертную славу при защи­те Гибралтара, Несказанно мы обрадовались друг Другу. Когда первые порывы радости улеглись, генерал повел меня показать крепость. Я познакомился с состоянием гарнизона и расположением неприятеля.
Со мной была великолепная подзорная труба, которою я купил в Лон­доне. Я смотрел на неприятельский лагерь и вдруг увидел, что неприятель направил на то место, где мы стояли, тридцатишестифунтовое орудие. Не медля ни минуты, я приказал, чтобы на это самое место было поставлено сорокавосьмифунтовое орудие.
Могу сказать не хвастаясь, что в артиллерийских познаниях у меня нет соперников. Я навел дуло пушки прямо в дуло неприятельского ору­дия, и в тот момент, когда испанский канонир подносил зажженный фитиль, я скомандовал нашему орудию «Пли!» В один и тот же момент раздались два выстрела. На полпути снаряды столкнулись. Произошло что-то изумительное.

Неприятельское ядро было отброшено нашим со страшной силой на­зад в Африку, оторвало голову канониру и шестнадцати артиллеристам, разбило в щепки мачты трех кораблей, стоявших один за другим, пролетело еще двести английских миль и наконец в какой-то деревуш­ке ударило в крышу бедненькой избенки, продырявило ее и угодило в рот старушке, спавшей на спине и сладко похрапывающей. Вскоре при­бежал ее муж, но как он ни старался вытащить застрявшее ядро, ничего не смог сделать. Тогда он протолкнул ядро в желудок, откуда оно и вышло естественным образом.
Наш снаряд, отбросив неприятельский, полетел дальше, сбил с лафе­та пушку, из которой только что неприятели выстрелили в нас, попал в их военный корабль и пробил дно. Корабль дал течь и через несколь­ко минут пошел ко дну со всем экипажем.
Без сомнения, это был величайший подвиг. Но я далек от мысли при­писывать его только себе. Конечно, честь выдумки принадлежала только мне, но помог и счастливый случай. Впоследствии выяснилось, что в на­ше сорокавосьмифунтовое орудие положили по нечаянности двойной заряд пороха, чему и надо приписать силу удара нашего ядра, которое так удачно отразило неприятельское.
За мою услугу генерал Эллиот предложил мне поступить строевым офицером в его гарнизон, ио я отклонил это предложение и удовольст­вовался тем, что генерал в присутствии всех офицеров в тот же вечер за обедом благодарил меня в самых лестных выражениях.
Питая безграничную симпатию к англичанам как к самому храброму в мире народу, я решил не покидать крепости до тех пор, пока не окажу им еще какую-нибудь услугу. Недели через три такой случай пред­ставился. Я надел форму испанского солдата и в глубокую полночь вышел из крепости. Никем не замеченный, я осторожно пробрался в непри­ятельский лагерь, подкрался к палатке, где происходил военный совет относительно штурма нашей крепости.Мне удалось расслышать все до мельчайших подробностей. Когда со­вет закончился, граф и офицеры пошли спать, а вскоре и весь лагерь, не исключая и часовых, погрузился в глубокий сон. Когда я убедился, что все спят, я тихонько подкрался к пушкам и быстро стал бросать их в море одну зм другой - подальше от берега.
Я работал один и должен сказать, что это была самая трудная рабо­та в моей жизни, потому что пушек было больше трехсот. Затем я стащил в одну кучу на середину лагеря лафеты и тележки с зарядными ящиками. Я старался делать как можно меньше шума, поэтому прихо­дилось носить повозки и тележки под мышкой. Когда эта куча выросла с гору, я поджег ее. Она вспыхнула, как порох. Начался ужасный пожар.
Чтобы отвлечь от себя подозрения, я первый поднял тревогу. Легко себе представить ужас и смятение, которые охватили весь лагерь. Когда паника прошла, все решили, что часовые были подкуплены неприятелем и пропустили семь или восемь английских полков, которые и уничтожили всю артиллерию.
В известиях, опубликованных правительством об этом деле, говори­лось о больших потерях, понесенных неприятелем вследствие пожара. Но никто не знал, кому это приписать. Хотя я, один только я, спас в ту ночь Гибралтар. Никому, даже генералу Эллиоту, я не рассказал о сво­ем подвиге.- Страница 15 -Спустя два месяца, как осада Гибралтара была снята, я завтракал с ге­нералом Эллиотом. Было утро. Мы беспечно болтали. Вдруг в нашу комнату, сверх всякого ожидания, влетела бомба (уничтожив неприятель­ские пушки, я, за неимением времени, оставил их мортиры невредимыми) и упала на стол. Генерал вскочил, что сделал бы почти каждый на его месте, и немедленно ушел из комнаты.
Я же, прежде чем успела разорваться бомба, схватил ее и отнес на вершину утеса, откуда увидел, что на противоположном неприятельском берегу собралась большая толпа людей. Что делали эти люди, я не мог понять, ибо они были от меня очень далеко, и только в подзорную тру­бу я рассмотрел, что там происходило. Испанские солдаты устроили виселицу, на которой собирались вздернуть двух наших офицеров - ге­нерала и полковника. С ними я провел накануне вечер в нашей крепости. Ночью они пробрались в неприятельский лагерь, попались в руки испан­цам и теперь должны были заплатить жизнью за свой риск. От скалы, на которой я стоял, было очень далеко, и я не мог добро­сить руками бомбу к тому месту, где стояла виселица. Тут, к счастью, я вспомнил, что у меня в кармане есть праща, та самая, которой некогда Давид убил Голиафа.
Я положил бомбу в пращу и бросил снаряд в стоящих на холме лю­дей. Вмиг бомба перелетела на неприятельский берег, ударилась в землю и разорвалась, Ее осколки убили, всех находившихся там, за исключе­нием английских офицеров, которые были уже повешены, но на их сча­стье кусок бомбы ударил в виселицу и повалил ее. Наши офицеры очутились на земле и не знали, как объяснить столь удивительное происшествие. Они тотчас вынули друг друга из петли и пустились бежать к берегу, где находились лодки. Вскочив в одну из испанских лодок, они приказали сидевшим в ней людям везти их к нашему берегу. Спустя несколько минут, когда я рассказывал генералу Эллиоту о слу­чившемся, вошли чудом спасенные офицеры. Последовали поздравления, рассказы об избавлении от верной смерти. Этот достопамятный день мы отпраздновали с подобающим торжеством.
Наверное, читатель сгорает от любопытства узнать, как ко мне попа­ла такая драгоценность, как праща Давида. Должен сказать, что эта историческая реликвия хранится много веков в нашем роду. Переходя из поколения в поколение, она досталась моему отцу, а от него, неза­долго до моего путешествия на Гибралтар, перешла ко мне.
Отец как-то рассказал мне одну очень интересную историю, в прав­дивости которой никто из наших знакомых не сомневался.
«Во время моих заграничных поездок, - так начинал отец свои рас­сказ, - я подолгу жил в Англии. Раз я пошел погулять на морской берег. Внезапно на меня накинулся разъяренный морской конь. При мне ни­чего не было, кроме пращи. Я вложил в нее два камешка и так ловко швырнул их в моего врага, что выбил ему оба глаза. Чудовище ослепло, сразу смирилось и сделалось ручным. Тогда я вскочил на него верхом и поскакал по морю, взнуздав пращей, Я проскакал на нем через весь океан быстро и легко. Менее чем за три часа мы прибыли на противо­положный берег. Я продал своего коня хозяину гостиницы «Три бокала». Трактирщик стал показывать чудовище за деньги и скоро разбогател.
- Как ни удивителен способ моего путешествия, - продолжал отец, - он ничего не значит сравнительно с теми удивительными открытиями, которые я сделал по пути,
Моя лошадь не плыла, а бежала по дну моря невероятно быстро. То и дело я встречал миллионы рыб, совершенно не похожих на те, которые мы привыкли видеть. У некоторых из них голова помещалась посредине брюха, у других - на кончике хвоста. Некоторые собирались стаями и чудно пели, другие строили из воды дивной красоты дворцы с колоссальными колоннами. Дворцы были совершенно прозрачны и пе­реливались внутри разноцветными огнями.
Далее по дороге мне попалась громадная цепь гор, не ниже Альп, По их склонам поднимались могучие, самых разнообразных пород, деревья. На них росли, вместо плодов, огромные морские животные: омары, ра­ки, устрицы и тому подобные обитатели морей. Наиболее крупные из них вряд ли поместились бы в телеге, в которой возят хлеб, а самое ма­ленькое не поднять и сильному мужчине. Все, что обыкновенно собирается и продается на рынках, - это лишь мельчайшие из морских животных, которые вода срывает с веток, подобно тому, как ветер сби­вает с плодовых деревьев плохие, незрелые плоды.
Более всего плодов было на омаровых деревьях: они сплошь были по­крыты омарами. Раковые и устричные деревья поражали необыкновенно большими размерами. Под роскошной развесистой листвой устричных деревьев поместился низкорослый кустарник и, точно плющ, обвился во­круг приютившего его дерева. На нем росли маленькие морские улитки.
Меня так и тянуло сорвать что-нибудь с дерева и увезти с собой, но, к сожалению, все животные, которые росли на деревьях, были очень тя­желы, а главное - трудно было остановить моего Пегаса. Кроме того, я скакал на большой глубине, и недостаток воздуха особенно сказывался.
На пути было немало опасностей. Часто попадались громадные рыбы. Широко раскрыв пасть, то одна, то другая подходили близко ко мне и, казалось, ждали удобного момента, чтобы проглотить нас. Мой бедный конь был слеп; только благодаря моей ловкости я не сделался добычей этих голодных морских чудовищ. Скоро мне удалось благопо­лучно выбраться на берег».
Здесь рассказ моего отца заканчивается. Надо прибавить, что знаме­нитая праща, так живо напомнившая мне эту историю, за последнее время сильно износилась. Долго она хранилась в нашем роду и не раз выручала из беды.
Лично мне пришлось к ней прибегнуть только при обстоятельствах, о которых я упомянул выше, когда мне удалось так удачно бросить бом­бу в испанцев и спасти наших офицеров от виселицы. Правда, праща разорвалась. Один кусок ее - подлиннее - был унесен бомбой; дру­гой - поменьше - остался у меня в руках. Его я отвез домой, чтобы сохранить на вечные времена. Скоро я уехал из Гибралтара в Англию, где со мной случился самый замечательный в моей жизни эпизод.
Я заехал в гавань, чтобы отправить кое-что в Гамбург в подарок моим друзьям. Был полдень. Солнце припекало. Я очень устал и искал, где бы отдохнуть в тени. Недолго думая, я влез в первую попавшуюся пушку и заснул крепчайшим сном.
Это был как раз день рождения короля. Пушка была заряжена, так как было приказано ровно в час дать залп. Конечно, никому не могло прийти в голову, что в пушку забрался человек. Когда наступило вре­мя, дали залп. Я перелетел через Темзу и упал на стог сена во двор какой-то фермы. Меня оглушило, но это состояние тотчас перешло в крепкий сон.
Вероятно, я спал бы там и по сей день, если бы спустя три месяца не вздумали отвезти сено на рынок, и при этом меня разбудили...
Мне часто случалось замечать, что мои слушатели, когда я рассказы­вал эту историю, выражали на лицах некоторое недоверие. Однако грушевое дерево, стоявшее около стога, служит доказательством того, что я действительно проспал три месяца: эти деревья цветут обыкновенно в начале июня, а когда я проснулся, оно было сплошь увешано самыми спелыми сочными грушами, и я тотчас же съел несколько штук с боль­шим аппетитом. Все это время мои друзья не переставали искать меня по всему Лондону и были очень удивлены и обрадованы, когда узнали, что я цел и невредим, в том же летнем платье среди самого осеннего сентябрьского дня.- Страница 16 -Восьмое приключение Без сомнения, читатели слышали об известном путешественнике в се­верные полярные страны капитане Фиппсе, теперь лорде Мюльгрэве.
Я сопровождал капитана в качестве его друга и большого любителя путешествий.
Мы были недалеко от Северного полюса. Подзорная труба, столь хо­рошо известная читателю из моих рассказов, по обыкновению была со мной. Перед нами расстилалась все та же унылая картина: море и бес­конечные льды. Я стал смотреть в трубу, которую советую всегда брать с собой в путешествие, и увидел в полмили от нашего корабля огром­ную ледяную гору, вдвое выше наших мачт. На этой горе стояли на задних лапах друг против друга два медведя и, как мне показалось, дрались.
Мне захотелось подстрелить их. Закинув за спину ружье, я пошел на гору. Путь был очень труден и опасен; то и дело приходилось прыгать через глубокие пропасти, подниматься по гладкой, как зеркало, отвесной поверхности. Я поминутно падал, скатывался назад. Немало прошло вре­мени, пока я взобрался на гору. Только теперь я увидел, что медведи не дрались, а играли друг с другом. Они были огромные, не меньше хоро­ших откормленных быков.
Я уже высчитывал стоимость меха, но именно в тот момент, когда я прицелился, правая нога моя поскользнулась, и я упал на спину. Вслед­ствие сильного удара я лишился сознания на четверть часа. Очнувшись и увидев себя лежащим на животе, под медведем, я был несказанно ис­пуган. Во время моего беспамятства медведь перевернул меня на живот, схватил за кожаный пояс и собрался куда-то тащить. Моя голова и грудь были под брюхом медведя, а ноги торчали наружу. Вынув осторожно из кармана охотничий нож, я отхватил три пальца на задней лапе зверя. Мишка заревел от боли, бросил меня и побежал со всех ног. Я вскочил, схватил ружье, послал пулю в медведя и положил его на месте.
Но тут меня ждала другая беда. От моего выстрела проснулись ты­сячи медведей, которые спали здесь же, на горе. Отовсюду лезли на меня косолапые, каждая минута была дорога. Не осени меня счастливая мысль, я неминуемо погиб бы.
Я живо снял с убитого медведя шкуру - это отняло у меня меньше времени, чем нужно, чтобы снять шкуру с зайца - и влез в нее. Едва я успел это сделать, как меня обступили Мишки. Не могу сказать, чтобы я хорошо себя чувствовал в своей шубе: меня бросало то в жар, то в хо­лод. То один, то другой Потапыч подходил и обнюхивал меня. Очевидно, они принимали меня за своего брата Правда, я был меньше их ростом, впрочем, некоторые медвежата были не выше меня. Потом они стали за­игрывать со мной. Я знал их повадки и во всем отлично им подражал, только должен сознаться, что ворчали и ревели Мишки громче меня.
Заручившись их доверием, я стал раздумывать, как мне выйти из это­го положения. Я слышал когда-то от одного старого опытного доктора, что рана, нанесенная в спинной мозг, причиняет мгновенную смерть. Мне ничего не оставалось делать, как взяться за нож.
Выждав удобный момент, я всадил нож самому большому медведю между лопатками. Конечно, я очень рисковал, промахнись я только и не положи на месте зверя, он разорвал бы меня на части. Медведь не пикнул и тут же повалился на землю. Оставалось только тысячу раз повторить тот же удар... Когда я уложил последнего, то не­вольно сравнил себя с Самсоном, убившим одной челюстью тысячи филистимлян.
Затем я вернулся на корабль и попросил у капитана дать мне три четверти всего экипажа. Мы сняли шкуры и отрезали окорока. На это потребовалось несколько часов.
Когда мы вернулись в Англию, я послал лорд-мэру и другим лордам часть окороков в подарок от имени капитана Фиппса; часть - торго­вым обществам; остальные - моим лучшим друзьям. Все меня очень благодарили, а лондонский магистрат, кроме того, почтил меня пригла­шением участвовать в ежегодном торжественном обеде, который устраивается в ратуше в день выборов лорд-мэра.
Все медвежьи шкуры я преподнес императрице одного из северных государств на шубы ее величеству и чинам высочайшего двора. Ее вели­чество отблагодарила меня собственноручным письмом, которое мне доставил чрезвычайный посол. В этом письме она предлагала мне честь разделить с ней трон, но так как меня нисколько не соблазнял импера­торский сан, то я, в самых изысканных выражениях, отклонил эту милость.
Одно время ходили лживые слухи, будто капитан Фиппс недостаточ­но близко подошел к Северному полюсу, как это он должен был сделать. Считаю своим нравственным долгом сказать несколько слов в защиту капитана. Наш корабль шел по верному курсу; но когда мы погрузили шкуры и окорока убитых мною медведей, идти дальше к северу с таким тяжелым грузом не только не представлялось капитану возможным, но казалось безумием, так как мы едва-едва продвигались на парусах про­тив ветра, нагнавшего массу льда. Капитан Фиппс был очень недоволен, что я не пригласил его на охоту и что вся честь достопамятного дня, который он, к слову сказать, назвал Днем медвежьих шкур, принадле­жала мне одному. Он немало завидовал моей славе и всячески старался ее умалить. Мы часто ссорились, да и теперь у нас с ним плохие отно­шения. Так, например, он утверждает, что я совершенно неправильно ставлю себе в заслугу то, что мне удалось обмануть медведей. Он уверяет, что ему не нужно было бы наряжаться в медвежью шкуру, так как медведи и без того приняли бы его за своего собрата.
Конечно, ни один воспитанный человек не станет спорить о таком щекотливом вопросе с кем бы то ни было, а особенно с благородным пэром.

Девятое приключение

Из Англии с капитаном Гамильтоном я отправился в Восточную Индию. В то время у меня была замечательная легавая собака, обладав­шая редким чутьем. Ни за какие деньги я не расстался бы с ней.
Однажды, когда мы были в море на расстоянии от суши по самым верным расчетам миль на триста, я заметил, что моя собака пришла в сильное беспокойство. Сначала я не придал этому значения. Прошел час, а собака еще более стала беспокоиться. Я обратил на это внимание капитана и офицеров и стал их уверять, что берег близко, так как моя собака чует дичь.
Все стали надо мной смеяться, но я стоял на своем и по-прежнему доказывал, что чутье не может обмануть мою собаку.
Все стали спорить и доказывать противное. Выждав удобную минуту, я торжественно заявил, что чутью моего Трея я доверяю больше, чем своим глазам и глазам всего экипажа, и предложил капитану пари на сто гиней, что через полчаса мы будем стрелять дичь. Добродушный капитан рассмеялся и попросил доктора попробовать мой пульс. Доктор нашел, что я совершенно здоров.
Затем они заговорили вполголоса, но я почти все слышал, о чем они шептались.
- У него не в порядке голова, - сказал капитан. - Нечестно принять его пари.
- Я с вами не согласен, - возразил доктор, - он совсем здоров, только доверяет чутью своей собаки больше, чем опытности всех наших офицеров. Конечно, он проиграет пари; его нужно наказать, он вполне этого заслуживает.
- Все же принять такое пари, - продолжал капитан, - нечестно. Я сделаю так, как вы говорите, но возвращу ему деньги, когда выиграю.
Трей не сходил с места, и по нему было видно, что он где-то близ­ко чует дичь. Тогда я еще раз предложил пари, и мы ударили по рукам.
Не прошло и нескольких минут, как матросы, которые ловили рыбу в большой лодке, вытащили громадную акулу. Распороли рыбе живот, и что же? Там оказалось двенадцать живых куропаток. Бедняжки так долго сидели взаперти, что одна куропатка нанесла яиц и высидела од­ного птенца. Этого цыпленка мы отдали на попечение кошки, только что окотившейся. Кошка полюбила нового детеныша не меньше своих котят и всегда очень беспокоилась, когда старая куропатка улетала и дол­го не возвращалась. Во все время путешествия за капитанским столом не переводилась дичь. То одна куропатка, то другая сидели на яйцах и высиживали цыплят. Мой верный Трей, выигравший мне пари в сто гиней, каждый день ел кости, а иногда получал и целую птицу

Десятое приключение (Мое второе путешествие на Луну)

Я как-то уже рассказывал о моем путешествии на Луну. Тогда я от­правлялся, как вы, наверное, помните, на поиски моего топорика. Но мне случилось попасть на Луну вторично. На этот раз я путешествовал с большим комфортом; пробыл на Луне довольно долго и успел многое изучить. Постараюсь рассказать обо всем увиденном с самыми мельчай­шими подробностями.
Один мой дальний родственник вбил себе в голову, что где-то непре­менно должны жить люди, ростом и видом похожие на тех, о которых в своем известном путешествии говорит Гулливер.
Вот для открытия этой новой страны мой родственник решил пред­принять путешествие и пригласил меня с собой. Рассказы Гулливера всегда казались мне сказкой, но так как родственник сделал меня сво­им наследником, то я считал неудобным отказаться от его приглашения.
До Тихого океана наше плавание было вполне благополучно. Если сто­ит о чем-нибудь упомянуть из виденного нами, то это только о летающих рыбах, которые то танцевали в воздухе менуэт, то кружились в вальсе, то выкидывали разные замысловатые пируэты.
На восемнадцатый день пути близ острова Таити на нас внезапно на­летел ураган и поднял наш корабль на воздух, почти на тысячу миль. Некоторое время корабль находился в неподвижном состоянии. Затем свежий ветер надул паруса и быстро понес нас. Шесть недель мы лете­ли выше облаков. В конце шестой недели мы увидели большой остров, от которого шел какой-то мерцающий свет. На острове была удобная гавань; мы вошли туда, бросили якорь и сошли на берег. Внизу под на­ми была видна другая земля с городами, деревьями, горами, реками, морями и т.п. По всей вероятности, это была покинутая нами земля.
Остров, к которому мы пристали, оказался Луной. Здесь мы увидели громадные существа, которые разъезжали верхом на грифах. Каждый гриф имел три головы. Птицы эти были так велики, что расстояние между кры­льями было в шесть раз больше самого длинного каната нашего корабля. На этих птицах обитатели Луны ездят верхом, как люди на лошадях.
Когда мы попали на Луну, их король воевал с Солнцем. Он предло­жил мне поступить в его армию, но я отказался от этой чести.
Все на Луне поражало нас своими колоссальными размерами, напри­мер, комнатная муха была величиной с нашу овцу.
Редька - самое любимое оружие обитателей Луны. Из нее делают дротики и ими дерутся на войне. Раненные редькой умирают немедленно. Щиты у воинов сделаны из гигантских грибов. Когда се­зон редьки проходит, дерутся стеблями спаржи.
Как-то здесь я встретил жителей созвездия Пса, этих известных торгашей. С Луной они ведут обширную торгов­лю. Их лица похожи на морды бульдогов. Глаза без век, расположены по обеим сторонам кончика носа или, точнее сказать, под ноздрями. Ложась спать, они закрывают их языком. Ростом они велики, не меньше двадцати футов.
Жители Луны не ниже тридцати шести футов. Хорошо знакомые с употреблением огня, они готовят на нем пищу, как и мы. Себя они называют немного странно: не людьми, а «пищеварами».
Впрочем, на еду они тратят очень мало времени. Когда они чувству­ют голод, то открывают небольшие дверцы, расположенные на левой стороне живота, и кладут туда сразу весь обед, после чего дверцы закрываются снова. Обедают они раз в месяц, то есть не больше две­надцати раз в год, Я думаю, многие наши обжоры и лакомки могут позавидовать такой умеренности в пище.
Радости любви совершенно не известны на Луне. Все люди там однополые.
Все у них растет на деревьях, которые отличаются друг от друга как по плодам, так и по листьям. Деревья, на которых растут люди, гораз­до более красивы, чем. другие. На них большие прямые ветви и листья телесного цвета. Плоды этих деревьев - орехи - с очень твердой скор­лупой, величиной по крайней мере шесть футов. Когда плоды созреют (это можно узнать по окраске плода), их осторожно срывают и хранят столько времени, сколько считают нужным. Если же захотят вынуть плод из ореха, то его бросают в большой котел с кипящей водой; через несколько часов скорлупа лопается, и на свет выходит живое создание. Каждый из лунных людей появляется с определенной профессией. Из одной скорлупы выходит солдат, из другой - философ, из третьей - юрист, из четвертой - крестьянин и т.д. Каждый сейчас же начинает применять на практике свои теоретические познания.
Обитатели Луны не умирают. Состарившись, они растворяются в воз­духе и исчезают, как пар.
На каждой руке у них по одному пальцу- Ими они делают все, что угодно, и притом гораздо лучше нас, у которых пять пальцев.
Голова у них под правой мышкой. Когда они собираются в дорогу или на работу, то обыкновенно оставляют голову дома, что не мешает, в случае нужды, обращаться к ней за советом независимо от расстояния.
Когда здешние аристократы пожелают узнать, что делают и как живут другие люди, им не надо выходить из дома. Они спокойно посы­лают голову. Совершенно инкогнито голова всюду ходит, слушает, собирает справки и по первому требованию возвращается к своему хозяину.
Виноградные плоды на Луне как две капли воды похожи на наш град. Я уверен, когда на Луне поднимается ветер и сбивает виноград, он ска­тывается на Землю в виде града. Я думаю, что об этих виноградных ягодах давно знают вино­торговцы. По крайней мере, мне не раз случалось покупать вино, кото­рое и вкусом, и видом походило на то, что я пил на Луне, и скорее было приготовлено из градинок, чем из виноградных лоз.
Я чуть было не забыл еще об одной замечательной подробности. Оби­татели Луны пользуются своим животом, как чемоданом. Туда они прячут все; отпирают и запирают живот они по желанию. Ни печени, ни серд­ца, ни других внутренностей у них нет.
Свои глаза они могут вынимать и снова вставлять; видят они ими одинаково хорошо, безразлично, остается ли глаз на своем месте или за­жат в руке. При потере глаза они покупают новый, которым видят так же хорошо, как и своим собственным. На Луне всюду встречаются тор­говцы глазами. Благодаря моде и чрезвычайному разнообразию вкусов, торговля глазами самая прибыльная. В моде бывают то карие, то зеле­ные, то голубые глаза.
Охотно верю, что все это может показаться странным. Но я предла­гаю всякому, кто хотя бы немного сомневается в том, что я рассказываю, самому отправиться на Луну, чтобы убедиться в правдивости моих опи­саний.- Страница 19 -К рассказу о моем втором путешествии на Луну я хочу прибавить историю, правдивость которой так же неоспори­ма, но странность которой еще более превосходит первую.
Чтение книги «Путешествие в Сицилию» породило во мне желание посетить гору Этну, и я отправился в путь.
Дорогой я не встретил ничего интересного. Другой на моем месте, наверное, нашел бы немало удивительного. Мне же все, что попадалось на пути, казалось такими пустяками, что я об этом и говорить не хочу.
Переночевав в какой-то избушке у подножия Этны, утром я начал подниматься на гору. Я решил во что бы то ни стало, пусть даже це­ною жизни, изучить внутреннее строение этого знаменитого вулкана.
Восхождение было очень трудное и длилось три часа.
Не раз был описан вулкан во время действия. Все эти описания да­ют очень слабое понятие о том, что происходит в действительности, а потому я не стану терять на это время и сразу перейду к тому, что со мной случилось.
Я обошел кратер три раза и нашел, что он похож на обыкновенную воронку огромных размеров. Я хорошо понимал, что сколько бы я ни ходил вокруг да около, больше ничего не узнаю. И тогда, без лишних размышлений, прыгнул в кратер.
Я очутился в очень горячей паровой ванне. Вокруг меня летали крас­ные раскаленные угли и немилосердно жгли со всех сторон. Очевидно, сила, выбрасывающая угли, не могла выбросить вместе с ними и меня, и я падал все ниже и ниже, пока не очутился на дне вулкана.
Здесь меня тотчас же оглушил неописуемый шум, гам и грохот.
Когда я открыл глаза, то увидел перед собой Вулкана и циклопов.
Господа эти, в существование которых я давно перестал верить, жи­вут себе как ни в чем не бывало. В течение трех недель они о чем-то горячо спорили. Это-то и было причиной того страшного гула, который все это время был слышен на Этне и на поверхности земли.
Мое появление тотчас же вызвало мир и тишину.
Когда я представился, Вулкан заковылял к шкафчику, достал пластырь и какую-то мазь, и собственными руками залепил все мои ожоги. Это был, наверное, волшебный бальзам, потому что все мои ссадины, ушибы и ожоги моментально залечились.
Один циклоп принес кувшин теплой морской воды для умывания, после чего вежливый хозяин повел меня к своей законной половине - госпоже Венере, которой совсем нельзя было дать ее почтенного возра­ста в несколько тысяч лет.

Сейчас я сожалею о двух вещах: во-первых, почему я не спросил, где можно купить чудесный бальзам, или, если его готовит сам Вулкан, то по какому рецепту он делается; и, во-вторых, благодаря какой косметике так хорошо сохранилась госпожа Венера. У меня есть несколько теток, которые были бы очень благодарны за эти сообщения. С обоими сред­ствами можно было бы устроить колоссальное дело!
Впрочем, супружеская чета обращалась со мной очень дружелюбно, хотя у госпожи Венеры была все время насмешливая улыбка и отчасти сострадальческое выражение, словно она думала: «В сущности, ты мне жалок, бедный земной червь!» Меня часто злила эта гордая снисходи­тельность языческой богини...
Ее муж Вулкан был добрый, честный парень. Он повел меня по всем уголкам подземного царства и показал все мастерские.
От него я узнал, что гора состоит из одной золы, которую выбрасы­вают из его печки. Еще Вулкан мне рассказал, что часто бывает вынужден наказывать своих циклопов, бросая в них красные раскаленные уголья, а циклопы ловко отбрасывают эти уголья на поверхность земли, «Наши раздоры, - продол­жал Вулкан, - иногда длятся целые месяцы. Тогда из кратера показываются огонь, искры, кам­ни, лава. Вы, люди, называете все эти явления извержениями. Везу­вий также одна из моих мастерских; туда ведет особый подземный ход на глубине, по крайней мере, триста пятьде­сят миль, под морским дном. Раздоры, которые бывают в той мастерской, люди тоже называют извержениями».
В недрах земли я пробыл не­сколько дней. Без устали я изучал занятия и необыкновенный об­раз жизни Вулкана и циклопов. Понемногу я стал привыкать и к страшному жару внутри земли. Внимание, которым окружал меня Вулкан, вызывало вражду и зависть его придворных. Все старались очернить и оклеветать меня в его глазах. И как-то раз, не говоря ни слова, Вулкан схва­тил меня за руку и потащил в какую-то неизвестную мне комнату. Там он поднял меня над чем-то вроде колодца и про­говорил:
- Иди, неблагодарный смерт­ный, в мир, откуда ты при­шел!
С этими словами он выпустил мою руку, и я полетел в бездну.
Я летел вниз с ужасающей быстротой; у меня захватило дух и, наконец, я лишился сознания. Не помню, сколько времени я летел; пришел я в себя, очутив­шись в большом озере. Вода освежила меня и привела в чув­ство. Был ясный, солнечный день.
С юных лет я был отличным пловцом. Неудивительно, что я почувствовал себя, как дома. Пребывание в озере показалось мне раем в сравнении с тем, что я пережил. Вокруг, кроме воды, ничего не было. Климат местно­сти, в которой я очутился, показался мне довольно холод­ным в отличие от адской жары подземного царства.
Вдруг на горизонте пока­залась какая-то громадная ска­ла, медленно двигавшаяся в мою сторону. Это была плавучая ледя­ная гора. Я поплыл к ней, выбрал удобное место и взобрал­ся на вершину. Но, к вели­чайшему моему отчаянию, и оттуда не было видно земли.
Наконец, когда стемнело, по­казался корабль, который держал курс на ледяную гору, на верши­не которой я стоял. Как только он подошел ближе, я закричал изо всех сил. Мне ответили по-голландски. Я прыгнул в море и поплыл к кораблю. От экипа­жа я узнал, что мы находимся в Тихом океане.- Страница 20 -Тогда мне все стало понятно. Упав на Этне в кратер, я прова­лился сквозь центр земного шара в Тихий океан. Могу сказать, что эта дорога гораздо короче той, которая идет вокруг света. Я первый про­делал это путешествие и, если придется когда-либо повторить его, займусь более тщательными наблюдениями того, что встретится из пути.
Подкрепившись, я лег сдать
Наутро голландцы сообщили мне, что цель их путешествия - новые открытия.
Мы шли по тому славному пути, которым некогда следовал капитан Кук. Утром мы были в Ботани-Бей, куда англичане ссылают своих пре­ступников. Место это так богато, природа так щедро рассыпала свои дары, что Англии следовало бы устраивать здесь не тюрьмы, а колонии, и посылать туда достойных людей в виде награды.
Мы пробыли здесь три дня. На четвертый день после нашего ухода из Ботани-Бей разразился страшный шторм, который нас сильно потре­пал. Все паруса были разорваны, мачты повалены и сломаны. Одна из мачт упала на ящичек, где лежал компас, и разбила его вдребезги.
Всякий, кто путешествовал по морю, хорошо понимает, что значит потерять компас. Без него моряк подвергается огромному риску.
Наконец, шквал пролетел, и свежий попутный ветер надул наши па­руса. Три месяца мы плыли без остановки; прошли за это время немало. Вдруг с нами стало происходить что-то странное, чего мы никак не мог­ли себе объяснить: дышалось легко, чувствовалась какая-то особенная бодрость и подъем духа; отовсюду доносилось чрезвычайно приятное бла­гоухание, и даже море переменило свой цвет - из зеленого стало белым.
Скоро показалась и земля. Мы увидели очень удобную бухту и вошли в нее. Вместо воды там было очень вкусное молоко.
Мы вышли на берег. Весь острой был ни что иное, как огромных раз­меров сыр. Никогда бы нам не пришло это в голову, если бы не случай.
Был у нас матросик, который питал к сыру какое-то странное, непреодолимое физическое отвращение. На берегу его стало тошнить, и он скоро лишился сознания. Придя в себя, он умолял, чтобы убрали сыр. Осмотревшись внимательно кругом, мы тут-то все и поняли: оказа­лось, что весь остров был один громадный круг сыра.
Островитяне питаются только сыром, но что они съедают днем, то пополняется ночью. Всюду на острове рос виноград, но когда его выжи­мали, текло молоко, а не виноградный сок.
Островитяне высоки ростом, больше двух метров, красивы собой и хо­дят, как люди, несмотря на то, что у них три ноги. У них одна рука, а когда они переходят в зрелый возраст, у них вы рас тает на лбу рог, которым они очень искусно пользуются. Островитяне гуляют, бегают по поверхности своей молочной гавани так же спокойно, как мы по земле или лугу.
На этом острове-сыре росло много ржи с колосьями в виде огром­ного мясистого гриба, где лежал печеный хлеб, который можно было брать и есть.
Мы много гуляли по этому чудесному острову и нашли на нем семь молочных рек и две из пива.
На шестнадцатый день пути мы пришли к противоположной сторо­не острова. Здесь мы наткнулись на громадные равнины заплесневелого сыра, так высоко ценимого знатоками. Вместо сырных червей, как сле­довало бы ожидать, на этих необозримых равнинах росли превосходные плодовые деревья: персики, абрикосы и многие другие, совершенно нам не известные.
Все эти деревья поражали нас своими размерами. На них было мно­жество птичьих гнезд. Нам бросилось в глаза громадное гнездо исполинского орла, которое было не менее крыши собора св. Павла в Лондоне, Оно было искусно свито из нескольких огромных деревьев. В нем лежало по меньшей мере - я говорю это без всякого преувели­чения - пятьсот яиц, Каждое яйцо было величиной с двенадцати-ведерную бочку.
После больших трудов и усилий мы разбили одно яйцо и нашли там птенца, который был больше двадцати взрослых коршунов.
В ту же минуту прилетел орел, схватил капитана и поднял его вверх на целую милю. Ударив его в воздухе несколько раз крыльями, птица бросила капитана в море.
Все голландцы плавают, как крысы, и наш капитан скоро выплыл на берег. Все мы вернулись на корабль.
В гавань мы пошли другой дорогой, где, к нашему удивлению, нашли немало нового, интересного и невиданного нами. Так, мы застрелили двух диких быков с одним рогом на лбу между глаз.
Потом мы очень об этом пожалели, так как узнали, что островитя­не искусно приручают быков, которые отлично ходят и в упряжи, и под седлом. Мясо этих быков вкусно и питательно, но народ, как я говорил, ест только молоко и сыр; мясной же пищи здесь совсем не знают.
До гавани оставалось дня два пути. Мы шли по опушке леса. В од­ном месте мы увидели, что на сучьях высокого дерева болтаются трое повешенных. Я узнал, что их повесили за то, что по возвращении из путешествия они бессовестно лгали, описывая местности, которых не видели и при­ключения, которых не было.
Я нашел, что с ними поступили справедливо: всякий путешественник должен быть, безусловно, правдив.
Вернувшись на корабль, мы снялись с якоря и расстались с этой чу­десной страной.
Когда мы выходили из гавани, огромные деревья, растущие по бере­гу, дважды склонялись перед нами до земли.
Три дня мы носились по волнам, не зная, где находимся. Вдруг мы заметили, что вода в море стала совершенно черной.- Страница 21 -Кто-то из нас решился попробовать эту чернильную воду и - о ди­во! - оказалось, что это не вода, а чудесное вино. Все стали черпать и пить эту воду. Понадобился усиленный надзор, чтобы матросы не пе­репились. Увы! недолго продолжалось благополучие. Наш корабль очень скоро окружили киты и другие морские чудовища. Одно было так велико, что даже в подзорную трубу нельзя было судить о его размерах. К несчас­тью, мы заметили это морское чудовище, когда оно было уже недалеко от нас. Одним глотком оно проглотило наш корабль со всеми мачтами и парусами. Увлекаемый течением, корабль, который был далеко не иг­рушка, проскользнул прямо в желудок и остановился неподвижно. Воздух был душный и неприятный.
Мы нашли якоря, канаты, лодки, барки и много кораблей, проглочен­ных, как и мы. Было страшно темно; без факелов нельзя было шагу ступить. Солнце, месяц и звезды перестали для нас существовать.
Каждый день у нас повторялись приливы и отливы. Когда животное глотало воду, был прилив, а когда вода уходила из туловища, наступал отлив, и все суда садились на мель. За один глоток, по приблизитель­ному расчету, животное обыкновенно втягивало в себя больше волы, чем во всем Женевском озере.
На второй день нашего пребывания в этом царстве вечной ночи во время отлива я с капитаном и кое с кем из офицеров отправился на разведку. Разумеется, мы взяли с собой факелы. По дороге мы встретили око­ло десяти тысяч человек разных национальностей, которые собрались на совещание, чтобы решить, как выбраться из заточения. Многие из них находились здесь уже несколько лет.
В ту минуту, когда председатель открыл совещание, проклятое жи­вотное стало пить. Вода прибывала быстро; мы едва добежали до наших кораблей, а некоторые добрались к себе вплавь.
Спустя несколько часов, когда снова наступил отлив, наше совещание возобновилось. На этот раз председателем выбрали меня. Я предложил взять две самые большие мачты, крепко связать их концами и в тот мо­мент, когда животное откроет пасть, всунуть ему распорку.
Все одобрили мое предложение; я взял в помощники сто самых силь­ных матросов и тотчас принялся за работу.
Как только мачты были связаны, животное зевнуло. Мы тотчас суну­ли ему в пасть распорку; один ее конец уперся в верхнее нёбо, а другой - в нижнюю челюсть.
Вода, свободно вливаясь в желудок, быстро поднялась, и все мы на­конец выплыли на свет Божий. После двухнедельного пребывания в вечной темноте дневной свет стал невыразимо ласкать наши усталые глаза и радовать наши сердца. Когда мы осмотрелись, оказалось, что вместе с нами из желудка животного выплыл целый флот из тридцати пяти кораблей.
Наши мачты мы так и оставили в пасти чудовища, чтобы предосте­речь других мореходов от печальной участи попасть в это ужасное заточение, где царит вечная тьма и где несчастные узники страдают от недостатка пресной воды.
Мы очень хотели узнать, где находимся. Наконец, я определил, что мы - в Каспийском море. Однако было совершенно непонятно, как мы в него попали, потому что это озеро со всех сторон окружено матери­ками и с другими водами не сообщается. Но один из жителей острова-сыра, которого я взял с собой, объяснил нам это очень просто. По его мнению, чудовище, в желудке которого мы пробыли столько вре­мени, принесло нас в Каспийское море через какой-нибудь подземный пролив.
Как бы там ни было, но и то хорошо, что мы выбрались на свободу. Теперь все наши старания были направлены на то, чтобы скорее попасть на землю.
Я первым выскочил на берег, но как только я шагнул, тут же нат­кнулся на огромного медведя.
«Ага! приятель, - подумал я, - ты попался кстати». Схватив его за обе лапы в знак приветствия, я стал их сильно жать. Мишка отчаянно заревел, но я не смутился и продержал его за лапы до тех пор, пока он не издох от голода. Этим я внушил к себе уважение всех других мед­ведей, которые с того времени не решались попадаться мне на дороге.
Отсюда я отправился в Петербург. Здесь один мой старинный друг подарил мне очень ценную собаку, родившуюся от той собаки, которая, как я уже рассказывал, ощенилась во время погони за зайцем.
К величайшему огорчению, эта собака жила у меня недолго. Ее как-то подстрелил на охоте один неловкий охотник. Из ее шкуры я велел сшить себе жилет. Когда я надевал его на охоту, он меня так и тянул туда, где была дичь. Лишь только я подходил к ней на выстрел, в ту же минуту от жилета отрывалась пуговица и летела туда, где прятался зверь или птица. Курок моего ружья был всегда взведен, стрелял я, как это знает всякий, без промаха, поэтому никакая дичь не ускользала от мо­его выстрела. Теперь на жилете осталось всего три пуговицы, но когда начнется охота, моя куртка будет украшена двумя рядами новых пуговиц. Посетите меня тогда, и - поверьте! - скучать вам не придется. Впрочем, господа, сегодня разрешите проститься и пожелать вам приятного сна!

КОНЬ НА КРЫШЕ

Я выехал в Россию верхом на коне. Дело было зимою. Шел снег.

Конь устал и начал спотыкаться. Мне сильно хотелось спать. Я чуть не падал с седла от усталости. Но напрасно искал я ночлега: на пути не попалось мне ни одной деревушки. Что было делать?

Пришлось ночевать в открытом поле.

Кругом ни куста, ни дерева. Только маленький столбик торчал из‑под снега.

К этому столбику я кое‑как привязал своего озябшего коня, а сам улегся тут же, на снегу, и заснул.

Спал я долго, а когда проснулся, увидел, что лежу не в поле, а в деревне, или, вернее, в небольшом городке, со всех сторон меня окружают дома.

Что такое? Куда я попал? Как могли эти дома вырасти здесь в одну ночь?

И куда девался мой конь?

Долго я не понимал, что случилось. Вдруг слышу знакомое ржание. Это ржет мой конь.

Но где же он?

Ржание доносится откуда‑то сверху.

Я поднимаю голову - и что же?

Мой конь висит на крыше колокольни! Он привязан к самому кресту!

В одну минуту я понял, в чем дело.

Вчера вечером весь этот городок, со всеми людьми и домами, был занесен глубоким снегом, а наружу торчала только верхушка креста.

Я не знал, что это крест, мне показалось, что это - маленький столбик, и я привязал к нему моего усталого коня! А ночью, пока я спал, началась сильная оттепель, снег растаял, и я незаметно опустился на землю.

Но бедный мой конь так и остался там, наверху, на крыше. Привязанный к кресту колокольни, он не мог спуститься на землю.

Что делать?

Не долго думая, хватаю пистолет, метко прицеливаюсь и попадаю прямо в уздечку, потому что я всегда был отличным стрелком.

Уздечка - пополам.

Конь быстро спускается ко мне.

Я вскакиваю на него и, как ветер, скачу вперед.

ВОЛК, ЗАПРЯЖЕННЫЙ В САНИ

Но зимою скакать на коне неудобно - гораздо лучше путешествовать в санях. Я купил себе очень хорошие сани и быстро понесся по мягкому снегу.

К вечеру въехал я в лес. Я начал уже дремать, как вдруг услышал тревожное ржание лошади. Оглянулся и при свете луны увидел страшного волка, который, разинув зубастую пасть бежал за моими санями.

Надежды на спасение не было.

Я лег на дно саней и от страха закрыл глаза.

Лошадь моя неслась как безумная. Щелканье волчьих зубов раздавалось у меня над самым ухом.

Но, к счастью, волк не обратил на меня никакого внимания.

Он перескочил через сани - прямо у меня над головой - и набросился на мою бедную лошадь.

В одну минуту задняя часть моей лошади исчезла в его прожорливой пасти.

Передняя часть от ужаса и боли продолжала скакать вперед.

Волк въедался в мою лошадь все глубже и глубже.

Когда я пришел в себя, я схватил кнут и, не теряя ни минуты, стал хлестать ненасытного зверя.

Он завыл и рванулся вперед.

Передняя часть лошади, еще не съеденная волком, выпала из упряжки в снег, и волк оказался на ее месте - в оглоблях и в конской сбруе!

Вырваться из этой сбруи он не мог: он был запряжен, как лошадь.

Я продолжал стегать его что было силы.

Он мчался вперед и вперед, таща за собой мои сани.

Мы неслись так быстро, что уже через два‑три часа въехали галопом в Петербург.

Изумленные петербургские жители толпами выбегали смотреть на героя, который вместо лошади запряг в свои сани свирепого волка. В Петербурге мне жилось хорошо.

ИСКРЫ ИЗ ГЛАЗ

Я часто ходил на охоту и теперь с удовольствием вспоминаю то веселое время, когда со мной чуть не каждый день случалось столько чудесных историй.

Одна история была очень забавна.

Дело в том, что из окна моей спальни был виден обширный пруд, где водилось очень много всякой дичи.

Рудольф Эрих Распе

Приключения барона Мюнхаузена

САМЫЙ ПРАВДИВЫЙ ЧЕЛОВЕК НА ЗЕМЛЕ

Маленький старичок с длинным носом сидит у камина и рассказывает о своих приключениях. Его слушатели смеются ему прямо в глаза:

– Ай да Мюнхаузен! Вот так барон! Но он даже не смотрит на них.

Он спокойно продолжает рассказывать, как он летал на Луну, как он жил среди трехногих людей, как его проглотила огромная рыба, как у него оторвалась голова.

Однажды какой-то проезжий слушал-слушал его и вдруг как закричал:

– Все это выдумки! Ничего этого не было, о чём ты рассказываешь. Старичок насупился и важно ответил:

– Те графы, бароны, князья и султаны, которых я имел честь называть лучшими своими друзьями, всегда говорили, что я самый правдивый человек на земле. Кругом захохотали ещё громче.

– Мюнхаузен – правдивый человек! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!

А Мюнхаузен, как ни в чём не бывало, продолжал рассказывать о том, какое на голове у оленя выросло чудесное дерево.

– Дерево?.. На голове у оленя?!

– Да. Вишнёвое. И на дереве вишни. Такие сочные, сладкие…

Все эти рассказы напечатаны здесь, в этой книге. Прочтите их и судите сами, был ли на земле человек правдивее барона Мюнхаузена.

КОНЬ НА КРЫШЕ

Я выехал в Россию верхом на коне. Дело было зимою. Шёл снег.

Конь устал и начал спотыкаться. Мне сильно хотелось спать. Я чуть не падал с седла от усталости. Но напрасно искал я ночлега: на пути не попалось мне ни одной деревушки. Что было делать?

Пришлось ночевать в открытом поле.

Кругом ни куста, ни дерева. Только маленький столбик торчал из-под снега.

К этому столбику я кое-как привязал своего озябшего коня, а сам улёгся тут же, на снегу, и заснул.

Спал я долго, а когда проснулся, увидел, что лежу не в поле, а в деревне, или, вернее, в небольшом городке, со всех сторон меня окружают дома.

Что такое? Куда я попал? Как могли эти дома вырасти здесь в одну ночь?

И куда девался мой конь?

Долго я не понимал, что случилось. Вдруг слышу знакомое ржание. Это ржёт мой конь.

Но где же он?

Ржание доносится откуда-то сверху.

Я поднимаю голову – и что же?

Мой конь висит на крыше колокольни! Он привязан к самому кресту!

В одну минуту я понял, в чём дело.

Вчера вечером весь этот городок, со всеми людьми и домами, был занесён глубоким снегом, а наружу торчала только верхушка креста.

Я не знал, что это крест, мне показалось, что это – маленький столбик, и я привязал к нему моего усталого коня! А ночью, пока я спал, началась сильная оттепель, снег растаял, и я незаметно опустился на землю.

Но бедный мой конь так и остался там, наверху, на крыше. Привязанный к кресту колокольни, он не мог спуститься на землю.

Что делать?

Не долго думая, хватаю пистолет, метко прицеливаюсь и попадаю прямо в уздечку, потому что я всегда был отличным стрелком.

Уздечка – пополам.

Конь быстро спускается ко мне.

Я вскакиваю на него и, как ветер, скачу вперёд.

ВОЛК, ЗАПРЯЖЁННЫЙ В САНИ

Но зимою скакать на коне неудобно гораздо лучше путешествовать в санях. Я купил себе очень хорошие сани и быстро понёсся по мягкому снегу.

К вечеру въехал я в лес. Я начал уже дремать, как вдруг услышал тревожное ржание лошади. Оглянулся и при свете луны увидел страшного волка, который, разинув зубастую пасть бежал за моими санями.

Надежды на спасение не было.

Я лёг на дно саней и от страха закрыл глаза.

Лошадь моя неслась как безумная. Щёлканье волчьих зубов раздавалось у меня над самым ухом.

Но, к счастью, волк не обратил на меня никакого внимания.

Он перескочил через сани – прямо у меня над головой – и набросился на мою бедную лошадь.

В одну минуту задняя часть моей лошади исчезла в его прожорливой пасти.

Передняя часть от ужаса и боли продолжала скакать вперёд.

Волк въедался в мою лошадь все глубже и глубже.

Когда я пришёл в себя, я схватил кнут и, не теряя ни минуты, стал хлестать ненасытного зверя.

Он завыл и рванулся вперёд.

Передняя часть лошади, ещё не съеденная волком, выпала из упряжки в снег, и волк оказался на её месте – в оглоблях и в конской сбруе!

Вырваться из этой сбруи он не мог: он был запряжён, как лошадь.

Я продолжал стегать его что было силы.

Он мчался вперёд и вперёд, таща за собой мои сани.

Мы неслись так быстро, что уже через два-три часа въехали галопом в Петербург.

Изумлённые петербургские жители толпами выбегали смотреть на героя, который вместо лошади запряг в свои сани свирепого волка. В Петербурге мне жилось хорошо.

ИСКРЫ ИЗ ГЛАЗ

Я часто ходил на охоту и теперь с удовольствием вспоминаю то весёлое время, когда со мной чуть не каждый день случалось столько чудесных историй.

Одна история была очень забавна.

Дело в том, что из окна моей спальни был виден обширный пруд, где водилось очень много всякой дичи.

Однажды утром, подойдя к окну, я заметил на пруду диких уток.

Мигом схватил я ружьё и сломя голову выбежал из дому.

Но впопыхах, сбегая с лестницы, я ударился головою о дверь, да так сильно, что из глаз у меня посыпались искры.

Это не остановило меня.

Побежать домой за кремнём?

Но ведь утки могут улететь.

Я печально опустил ружьё, проклиная свою судьбу, и вдруг мне пришла в голову блестящая мысль.

Изо всей силы я ударил себя кулаком по правому глазу. Из глаза, конечно, так и посыпались искры, и порох в то же мгновение вспыхнул.

Да! Порох вспыхнул, ружьё выстрелило, и я убил одним выстрелом десять отличнейших уток.

Советую вам всякий раз, когда вы вздумаете развести огонь, добывать из правого глаза такие же искры.

УДИВИТЕЛЬНАЯ ОХОТА

Впрочем, со мною бывали и более забавные случаи. Как-то раз я пробыл на охоте весь день и к вечеру набрёл в глухом лесу на обширное озеро, которое так и кишело дикими утками. В жизнь свою не видел я такого множества уток!

К сожалению, у меня не осталось ни одной пули.

А я как раз этим вечером ждал к себе большую компанию друзей, и мне хотелось угостить их дичью. Я вообще человек гостеприимный и щедрый. Мои обеды и ужины славились на весь Петербург. Как я вернусь домой без уток?

Долго я стоял в нерешительности и вдруг вспомнил, что в моей охотничьей сумке остался кусочек сала.

Ура! Это сало будет отличной приманкой. Достаю его из сумки, быстро привязываю его к длинной и тонкой бечёвке и бросаю в воду.

Утки, увидев съестное, тотчас же подплывают к салу. Одна из них жадно глотает его.

Но сало скользкое и, быстро пройдя сквозь утку, выскакивает у неё позади!

Таким образом, утка оказывается у меня на верёвочке.

Тогда к салу подплывает вторая утка, и с ней происходит то же самое.

Утка за уткой проглатывают сало и надеваются на мою бечёвку, как бусы на нитку. Не проходит и десяти минут, как все утки нанизаны на неё.

Можете себе представить, как весело было мне смотреть на такую богатую добычу! Мне оставалось только вытащить пойманных уток и отнести к моему повару на кухню.

То-то будет пир для моих друзей!

Но тащить это множество уток оказалось не так-то легко.

Я сделал несколько шагов и ужасно устал. Вдруг – можете себе представить моё изумление! – утки взлетели на воздух и подняли меня к облакам.

Другой на моём месте растерялся бы, но я человек храбрый и находчивый. Я устроил руль из моего сюртука и, управляя утками, быстро полетел к дому.

Но как спуститься вниз?

Очень просто! Моя находчивость помогла мне и здесь.

Я свернул нескольким уткам головы, и мы начали медленно опускаться на землю.

Я попал как раз в трубу моей собственной кухни! Если бы вы только видели, как был изумлён мой повар, когда я появился перед ним в очаге!

К счастью, повар ещё не успел развести огонь.

КУРОПАТКИ НА ШОМПОЛЕ

О, находчивость – великая вещь! Как-то мне случилось одним выстрелом подстрелить семь куропаток. После этого даже враги мои не могли не признать, что я – первый стрелок на всём свете, что такого стрелка, как Мюнхаузен, ещё никогда не бывало!

Дело было так.

Я возвращался с охоты, истратив все свои пули. Вдруг у меня из-под ног выпорхнуло семь куропаток. Конечно, я не мог допустить, чтобы от меня ускользнула такая отличная дичь.

Я зарядил моё ружьё – чем бы вы думали? – шомполом! Да, обыкновеннейшим шомполом, то есть железной круглой палочкой, которой прочищают ружьё!

Затем я подбежал к куропаткам, вспугнул их и выстрелил.

Куропатки взлетели одна за другой, и мой шомпол проткнул сразу семерых. Все семь куропаток свалились к моим ногам!

Я поднял их и с изумлением увидел, что они – жареные! Да, они были жареные!

Впрочем, иначе и быть не могло: ведь мой шомпол сильно нагрелся от выстрела и куропатки, попав на него, не могли не изжариться.

Я сел на траву и тут же пообедал с большим аппетитом.

ЛИСИЦА НА ИГОЛКЕ

Да, находчивость – самое главное в жизни, и не было на свете человека находчивее барона Мюнхаузена.

Однажды в русском дремучем лесу мне попалась чернобурая лисица.

Шкура этой лисицы была так хороша, что мне стало жаль портить её пулей или дробью.

Не медля ни минуты, я вынул пулю из ружейного ствола и, зарядив ружьё длинной сапожной иглой, выстрелил в эту лисицу. Так как она стояла под деревом, игла крепко пригвоздила её хвост к самому стволу.

Я не спеша подошёл к лисице и начал хлестать её плёткой.

Она так ошалела от боли, что – поверите ли? – выскочила из своей шкуры и убежала от меня нагишом. А шкура досталась мне целая, не испорченная ни пулей, ни дробью.

СЛЕПАЯ СВИНЬЯ

Да, много бывало со мною всяких удивительных случаев!

Пробираюсь я как-то раз через чащу дремучего леса и вижу: бежит дикий поросёнок, совсем ещё маленький, а за поросёнком – большая свинья.

Я выстрелил, но – увы – промахнулся.

Пуля моя пролетела как раз между поросёнком и свиньёй. Поросёнок завизжал и юркнул в лес, а свинья осталась на месте как вкопанная.

Я удивился: почему и она не бежит от меня? Но, подойдя ближе, я понял, в чём дело. Свинья была слепая и не разбирала дороги. Она могла гулять по лесам, лишь держась за хвостик своего поросёнка.

Моя пуля оторвала этот хвостик. Поросёнок убежал, а свинья, оставшись без него, не знала, куда ей идти. Беспомощно стояла она, держа в зубах обрывок его хвостика. Тут мне пришла в голову блестящая мысль. Я схватил этот хвостик и повёл свинью к себе на кухню. Бедная слепая покорно плелась вслед за мною, думая, что её по-прежнему ведёт поросёнок!

Да, я должен повторить ещё раз, что находчивость – великая вещь!

КАК Я ПОЙМАЛ КАБАНА

В другой раз мне попался в лесу дикий кабан. Справиться с ним было гораздо труднее. У меня даже ружья с собой не было.

Я бросился бежать, но он помчался за мною как бешеный и непременно проколол бы меня своими клыками, если бы я не спрятался за первым попавшимся дубом.

Кабан с разбегу налетел на дуб, и его клыки так глубоко вонзились в ствол дерева, что он не мог вытащить их оттуда.

– Ага, попался, голубчик! – сказал я, выходя из-за дуба. – Погоди! Теперь ты от меня не уйдёшь!

И, взяв камень, я стал ещё глубже вколачивать в дерево острые клыки, чтобы кабан не мог освободиться, а затем связал его крепкой верёвкой и, взвалив на телегу, с торжеством повёз к себе домой.

То-то удивлялись другие охотники! Они и представить себе не могли, что такого свирепого зверя можно поймать живьём, не истратив ни единого заряда.

НЕОБЫКНОВЕННЫЙ ОЛЕНЬ

Впрочем, со мной случались чудеса и почище. Иду я как-то по лесу и угощаюсь сладкими, сочными вишнями, которые купил по дороге.

И вдруг прямо передо мной – олень! Стройный, красивый, с огромными ветвистыми рогами!

А у меня, как назло, ни одной пули!

Олень стоит и преспокойно глядит на меня, словно знает, что у меня ружьё не заряжено.

К счастью, у меня осталось ещё несколько вишен, и я зарядил ружьё вместо пули вишнёвой косточкой. Да, да, не смейтесь, обыкновенной вишнёвой косточкой.

Раздался выстрел, но олень только головой помотал. Косточка попала ему в лоб и не причинила никакого вреда. В одно мгновение он скрылся в лесной чаще.

Я очень жалел, что упустил такого прекрасного зверя.

Год спустя я снова охотился в том же лесу. Конечно, к тому времени я совсем позабыл об истории с вишнёвой косточкой.

Каково же было моё изумление, когда из чащи леса прямо на меня выпрыгнул великолепный олень, у которого между рогами росло высокое, развесистое вишнёвое дерево! Ах, поверьте, это было очень красиво: стройный олень и на голове у него – стройное дерево! Я сразу догадался, что это дерево выросло из той маленькой косточки, которая в прошлом году послужила мне пулей. На этот раз у меня не было недостатка в зарядах. Я прицелился, выстрелил, и олень замертво грохнулся на землю. Таким образом, с одного выстрела я сразу получил и жаркое и вишнёвый компот, потому что дерево было покрыто крупными, спелыми вишнями.

Должен сознаться, что более вкусных вишен я не пробовал за всю свою жизнь.

ВОЛК НАИЗНАНКУ

Не знаю почему, но со мною часто случалось, что самых свирепых и опасных зверей я встречал в такую минуту, когда был не вооружён и беспомощен.

Иду как-то лесом, а навстречу мне – волчище. Разинул пасть – и прямо ко мне.

Что делать? Бежать? Но волк уже набросился на меня, опрокинул и сейчас перегрызёт мне горло. Другой на моём месте растерялся бы, но вы знаете барона Мюнхаузена! Я решителен, находчив и смел. Ни минуты не медля, я засунул кулак волку в пасть и, чтобы он не откусил мне руку, всовывал её все глубже и глубже. Волк свирепо глядел на меня. Глаза его сверкали от ярости. Но я знал, что, если я выдерну руку, он разорвёт меня на мелкие части и потому бесстрашно всовывал её дальше и дальше. И вдруг мне пришла в голову великолепная мысль: я захватил его внутренности, крепко рванул и вывернул его, как рукавицу, наизнанку!

Разумеется, что после такой операции он замертво упал к моим ногам.

Я сшил из его шкуры отличную тёплую куртку и, если вы не верите мне, охотно покажу её вам.

БЕШЕНАЯ ШУБА

Впрочем, в моей жизни бывали события и пострашнее, чем встреча с волками.

Как-то раз за мной погналась бешеная собака.

Я кинулся от неё со всех ног.

Но на плечах у меня была тяжёлая шуба, которая мешала мне бежать.

Я сбросил её на бегу, вбежал в дом и захлопнул за собой дверь. Шуба так и осталась на улице.

Бешеная собака накинулась на неё и стала кусать её с яростью. Мой слуга выбежал из дому, поднял шубу и повесил её в том шкафу, где висела моя одежда.

На другой день рано утром он вбегает в мою спальню и кричит испуганным голосом:

– Вставайте! Вставайте! Ваш шуба взбесилась!

Я вскакиваю с постели, открываю шкаф, – и что же я вижу?! Все мои платья разорваны в клочья!

Слуга оказался прав: моя бедная шуба взбесилась, так как вчера её искусала бешеная собака.

Шуба яростно набросилась на мой новый мундир, и от него только лоскутки полетели.

Я схватил пистолет и выстрелил.

Бешеная шуба мгновенно затихла. Тогда я приказал моим людям связать её и повесить в отдельном шкафу.

С тех пор она уже никого не кусала, и я надевал её без всякой боязни.

ВОСЬМИНОГИЙ ЗАЯЦ

Да, немало чудесных историй случилось со мною в России.

Однажды я преследовал необыкновенного зайца.

Заяц был на диво быстроногий. Скачет все вперёд и вперёд – и хоть бы присел отдохнуть.

Два дня я гнался за ним, не слезая с седла, и никак не мог догнать его.

Моя верная собака Дианка не отставала от него ни на шаг, но я никак не мог приблизиться к нему на расстояние выстрела.

На третий день мне всё-таки удалось подстрелить этого проклятого зайца.

Чуть только он упал на траву, я соскочил с лошади и бросился рассматривать его.

Представьте себе моё удивление, когда я увидел, что у этого зайца, кроме его обычных ног, были ещё запасные. У него было четыре ноги на животе и четыре на спине!

Да, на спине у него были отличные, крепкие ноги! Когда нижние ноги у него уставали, он перевёртывался на спину, брюхом вверх, и продолжал бежать на запасных ногах.

Немудрёно, что я как угорелый трое суток гонялся за ним!

ЧУДЕСНАЯ КУРТКА

К сожалению, догоняя восьминогого зайца, моя верная собака так устала от трехдневной погони, что упала на землю и через час умерла.

С тех пор мне уж не нужно ни ружья, ни собаки.

Всякий раз, когда я бываю в лесу, моя куртка так и тянет меня туда, где прячется волк или заяц.

Когда я приближаюсь к дичи на расстояние выстрела, от куртки отрывается пуговица и, как пуля, летит прямо в зверя! Зверь падает на месте, убитый удивительной пуговицей.

Эта куртка и сейчас на мне.

Вы, кажется, не верите мне, вы улыбаетесь? Но посмотрите сюда, и вы убедитесь, что я рассказываю вам чистейшую правду: разве вы не видите своими глазами, что теперь на моей куртке осталось всего две пуговицы? Когда я снова пойду на охоту, я пришью к ней не меньше трех дюжин.

Вот будут завидовать мне другие охотники!

КОНЬ НА СТОЛЕ

Я, кажется, ещё ничего не рассказывал вам о своих лошадях? Между тем у меня и с ними случалось немало чудесных историй.

Дело было в Литве. Я гостил у одного приятеля, который страстно любил лошадей.

И вот, когда он показывал гостям лучшего своего коня, которым он особенно гордился, конь сорвался с узды, опрокинул четырех конюхов и помчался по двору как безумный.

Все в страхе разбежались.

Не нашлось ни одного смельчака, который дерзнул бы приблизиться к рассвирепевшему животному.

Только я один не растерялся, потому что, обладая удивительной храбростью, я с детства умею обуздывать самых диких коней.

Одним прыжком я вскочил коню на хребет и мгновенно укротил его. Сразу почувствовав мою сильную руку, он покорился мне, словно малый ребёнок. С торжеством объехал я весь двор, и вдруг мне захотелось показать своё искусство дамам, которые сидели за чайным столом.

Как же это сделать?

Очень просто! Я направил коня к окну и, как вихрь, влетел в столовую.

Дамы сперва очень испугались. Но я заставил коня вспрыгнуть на чайный стол и так искусно прогарцевал среди рюмок и чашек, что не разбил ни одной рюмки, ни одного самого маленького блюдца.

Это очень понравилось дамам; они стали смеяться и хлопать в ладоши, а мой друг, очарованный моей удивительной ловкостью, просил меня принять эту великолепную лошадь в подарок.

Я был очень рад его подарку, так как собирался на войну и давно подыскивал себе скакуна.

Через час я уже мчался на новом коне по направлению к Турции, где в то время шли жестокие бои.

В боях я, конечно, отличался отчаянной храбростью и впереди всех налетал на врага.

Однажды после жаркого сражения с турками мы захватили неприятельскую крепость. Я первый ворвался в неё и, прогнав из крепости всех турок, подскакал к колодцу – напоить разгорячённого коня. Конь пил и никак не мог утолить свою жажду. Прошло несколько часов, а он все не отрывался от колодца. Что за чудо! Я был изумлён. Но вдруг позади меня послышался странный плеск.

Я посмотрел назад и от удивления чуть не свалился с седла.

Оказалось, что вся задняя часть моего коня была отрезана начисто и вода, которую он пил, свободно выливалась позади, не задерживаясь у него в животе! От этого за моей спиной образовалось обширное озеро. Я был ошеломлён. Что за странность?

Но вот прискакал ко мне один из моих солдат, и загадка мигом объяснилась.

Когда я скакал за врагами и ворвался в ворота неприятельской крепости, турки как раз в эту минуту захлопнули эти ворота и отрезали заднюю половину моего коня. Словно разрубили его пополам! Эта задняя половина некоторое время оставалась неподалёку от ворот, брыкаясь и разгоняя турок ударами копыт, а затем ускакала на соседний луг.

– Она там пасётся и сейчас! – сообщил мне солдат.

– Пасётся? Не может быть!

– Посмотрите сами.

Я помчался на передней половине коня по направлению к лугу. Там я действительно нашёл заднюю половину коня. Она мирно паслась на зелёной поляне.

Я немедленно послал за военным врачом, и он, недолго думая, сшил обе половины моей лошади тонкими лавровыми прутьями, так как ниток у него под рукой не случилось.

Обе половины отлично срослись, а лавровые ветки пустили корни в теле моей лошади, и через месяц у меня над седлом образовалась беседка из лавровых ветвей.

Сидя в этой уютной беседке, я совершил немало удивительных подвигов.

ВЕРХОМ НА ЯДРЕ

Впрочем, во время войны мне довелось ездить верхом не только на конях, но и на пушечных ядрах.

Произошло это так.

Мы осаждали какой-то турецкий город, и понадобилось нашему командиру узнать, много ли в том городе пушек.

Но во всей нашей армии не нашлось храбреца, который согласился бы незаметно пробраться в неприятельский лагерь.

Храбрее всех, конечно, оказался я.

Я стал рядом с огромнейшей пушкой, которая палила по турецкому городу, и, когда из пушки вылетело ядро, я вскочил на него верхом и лихо понёсся вперёд. Все в один голос воскликнули:

– Браво, браво, барон Мюнхаузен!

Сперва я летел с удовольствием, но, когда вдали показался неприятельский город, меня охватили тревожные мысли.

«Гм! – сказал я себе. – Влететь-то ты пожалуй влетишь, но удастся ли тебе оттуда выбраться? Враги не станут церемониться с тобою, они схватят тебя, как шпиона, и повесят на ближайшей виселице. Нет, милый Мюнхаузен, надо тебе возвращаться, покуда не поздно!»

В эту минуту мимо меня пролетало встречное ядро, пущенное турками в наш лагерь.

Недолго думая, я пересел на него и как ни в чём не бывало помчался обратно.

Конечно, во время полёта я тщательно пересчитал все турецкие пушки и привёз своему командиру самые точные сведения об артиллерии врага.

ЗА ВОЛОСЫ

Вообще, за время этой войны со мною было немало приключений.

Однажды, спасаясь от турок, попробовал я перепрыгнуть болото верхом на коне. Но конь не допрыгнул до берега, и мы с разбегу шлёпнулись в жидкую грязь.

Шлёпнулись – и стали тонуть. Спасенья не было.

Болото с ужасной быстротой засасывало нас глубже и глубже. Вот уже всё туловище моего коня скрылось в зловонной грязи, вот уже и моя голова стала погружаться в болото, и оттуда торчит лишь косичка моего парика.

Что было делать? Мы непременно погибли бы, если бы не удивительная сила моих рук. Я страшный силач. Схватив себя за эту косичку, я изо всех сил дёрнул вверх и без большого труда вытащил из болота и себя, и своего коня, которого крепко сжал обеими ногами, как щипцами.

Да, я приподнял на воздух и себя, и своего коня, и если вы думаете, что это легко, попробуйте проделать это сами.

ПЧЕЛИНЫЙ ПАСТУХ И МЕДВЕДИ

Но ни сила, ни храбрость не спасли меня от страшной беды.

Однажды во время боя турки окружили меня, и, хотя я бился, как тигр, я всё же попал к ним в плен.

Они связали меня и продали в рабство.

Для меня начались чёрные дни. Правда, работу мне давали нетрудную, но довольно скучную и надоедливую: меня назначили пчелиным пастухом. Каждое утро я должен был выгонять султановых пчёл на лужайку, пасти их весь день, а вечером загонять обратно в ульи.

Вначале всё шло хорошо, но вот как-то раз, пересчитав своих пчёл, я заметил, что одной не хватает.

Я отправился искать её и скоро увидел, что на неё напали два огромных медведя, которые, очевидно, хотели разорвать её надвое и полакомиться её сладким мёдом.

У меня не было с собой никакого оружия – только маленький серебряный топорик.

Я размахнулся и запустил этим топориком в жадных зверей, чтобы испугать их и освободить бедную пчёлку. Медведи бросились бежать, и пчёлка была спасена. Но, к несчастью, я не рассчитал размаха своей могучей руки и швырнул топорик с такой силой, что он залетел на Луну. Да, на Луну. Вы качаете головой и смеётесь, а мне в ту пору было не до смеха.

Я задумался. Что же мне делать? Где достать такую длинную лестницу, чтобы добраться до самой Луны?

ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЛУНУ

К счастью, я вспомнил, что в Турции есть такой огородный овощ, который растёт очень быстро и порою дорастает до самого неба.

Это – турецкие бобы. Ни минуты не медля, я посадил в землю один из таких бобов, и он тотчас же начал расти.

Он рос все выше и выше и вскоре дотянулся до Луны!

– Ура! – воскликнул я и полез по стеблю вверх.

Через час я очутился на Луне.

Нелегко мне было найти на Луне серебряный свой топорик. Луна серебряная, и топорик серебряный серебра на серебре не видно. Но в конце концов я всё же отыскал мой топорик на куче гнилой соломы.

Я с радостью засунул его за пояс и хотел спуститься вниз на Землю.

Но не тут-то было: солнце высушило мой бобовый стебелёк и он рассыпался на мелкие части!

Увидя это, я чуть не заплакал от горя.

Что делать? Что делать? Неужели мне никогда не вернуться на Землю? Неужели я так и останусь всю жизнь на этой постылой Луне? О нет! Ни за что! Я подбежал к соломе и начал вить из неё верёвку. Верёвка вышла недлинная, но что за беда! Я начал спускаться по ней. Одной рукой я скользил по верёвке, а другой держал топорик.

Но скоро верёвка кончилась, и я повис в воздухе, между небом и землёй. Это было ужасно, но я не растерялся. Недолго думая, я схватил топорик и, крепко взявшись за нижний конец верёвки, отрубил её верхний конец и привязал его к нижнему. Это дало мне возможность спуститься ниже к Земле.

Но всё же до Земли было далеко. Много раз приходилось мне отрубать верхнюю половину верёвки и привязывать её к нижней. Наконец я спустился так низко, что мог рассмотреть городские дома и дворцы. До Земли оставалось всего три или четыре мили.

И вдруг – о ужас! – верёвка оборвалась. Я грохнулся наземь с такой силой, что пробил яму глубиною по крайней мере в полмили.

Придя в себя, я долго не знал, как мне выкарабкаться из этой глубокой ямы. Целый день я не ел, не пил, а все думал и думал. И наконец додумался: выкопал ногтями ступеньки и по этой лестнице выбрался на поверхность земли.

О, Мюнхаузен нигде не пропадёт!

НАКАЗАННАЯ ЖАДНОСТЬ

Опыт, приобретённый таким тяжёлым трудом, делает человека умнее.

После путешествия на Луну я изобрёл более удобный способ избавлять своих пчёл от медведей.

Вечером я вымазал мёдом оглоблю телеги и спрятался неподалёку.

Как только стемнело, к телеге подкрался огромный медведь и стал жадно слизывать мёд, которым была покрыта оглобля. Обжора так увлёкся этим лакомством, что и не заметил, как оглобля вошла ему в глотку, а после в желудок и в конце концов вылезла у него позади. Этого я только и ждал.

Я подбежал к телеге и вбил в оглоблю позади медведя толстый и длинный гвоздь! Медведь оказался надетым на оглоблю. Теперь уж ему не соскользнуть ни туда, ни сюда. В таком положении я оставил его до утра.

Утром услышал об этой проделке сам турецкий султан и пришёл взглянуть на медведя, пойманного при помощи такой удивительной хитрости. Он долго смотрел на него и хохотал до упаду.

ЛОШАДИ ПОД МЫШКАМИ, КАРЕТА НА ПЛЕЧАХ

Вскоре турки отпустили меня на свободу и вместе с другими пленными отправили обратно в Петербург.

Но я решил уехать из России, сел в карету и покатил на родину. Зима в том году была очень холодная. Даже солнце простудилось, отморозило щеки, и у него сделался насморк. А когда солнце простужено, от него вместо тепла идёт холод. Можете себе представить, как сильно я продрог в моей карете! Дорога была узкая. По обеим сторонам шли заборы.

Я приказал моему ямщику протрубить в рожок, чтобы встречные экипажи подождали нашего проезда, потому что на такой узкой дороге мы не могли бы разъехаться.

Кучер исполнил моё приказание. Он взял рожок и стал дуть. Дул, дул, дул, но из рожка не вылетало ни звука! А между тем навстречу нам ехал большой экипаж.

Делать нечего, я вылезаю из кареты и выпрягаю моих лошадей. Затем взваливаю карету на плечи – а карета тяжело нагруженная! – и одним прыжком переношу карету опять на дорогу, но уже позади экипажа.

Это было нелегко даже мне, а вы знаете, какой я силач.

Немного отдохнув, я возвращаюсь к моим лошадям, беру их под мышки и такими же двумя прыжками переношу их к карете.

Во время этих прыжков одна из моих лошадей начала отчаянно брыкаться.

Это было не очень удобно, но я засунул её задние ноги в карман моего сюртука, и ей поневоле пришлось успокоиться.

Потом я впряг лошадей в карету и спокойно доехал до ближайшей гостиницы.

Приятно было согреться после такого лютого мороза и отдохнуть после такой тяжёлой работы!

ОТТАЯВШИЕ ЗВУКИ

Мой кучер повесил рожок неподалёку от печки, а сам подошёл ко мне, и мы начали мирно беседовать.

И вдруг рожок заиграл:

«Тру-туту! Тра-тата! Ра-рара!»

Мы очень удивились, но в ту минуту я понял, почему на морозе из этого рожка нельзя было извлечь ни единого звука, а в тепле он заиграл сам собой.

На морозе звуки замёрзли в рожке, а теперь, отогревшись у печки, оттаяли и стали сами вылетать из рожка.

Мы с кучером в течение всего вечера наслаждались этой очаровательной музыкой.

Но не думайте, пожалуйста, что я путешествовал только по лесам и полям.

Нет, мне случалось не раз переплывать моря и океаны, и там бывали со мной приключения, каких не бывало ни с кем.

Шли мы как-то в Индии на большом корабле. Погода была отличная. Но когда мы стояли на якоре у какого-то острова, поднялся ураган. Буря налетела с такой силой, что вырвала на острове несколько тысяч (да, несколько тысяч!) деревьев и понесла их прямо к облакам.

Огромные деревья, весившие сотни пудов, летели так высоко над землёй, что снизу казались какими-то пёрышками.

А чуть только буря кончилась, каждое дерево упало на своё прежнее место и сразу пустило корни, так что на острове не осталось никаких следов урагана. Удивительные деревья, не правда ли?

Впрочем, одно дерево так и не вернулось на место. Дело в том, что, когда оно взлетело на воздух, на его ветвях находился один бедный крестьянин с женой.

Зачем они взобрались туда? Очень просто: чтобы нарвать огурцов, так как в той местности огурцы растут на деревьях.

Жители острова любят огурцы больше всего на свете и ничего другого не едят. Это их единственная пища.

Бедным крестьянам, подхваченным бурей, невольно пришлось совершить воздушное путешествие под облаками.

Когда буря стихла, дерево начало опускаться на землю. Крестьянин и крестьянка были, как нарочно, очень толстые, они накренили его своей тяжестью, и дерево упало не туда, где росло прежде, а в сторону, причём налетело на тамошнего короля и, к счастью, раздавило его, как букашку.

– К счастью? – спросите вы. – Почему же к счастью?

Потому, что этот король был жестокий и зверски мучил всех жителей острова.

Жители были очень рады, что их мучитель погиб, и предложили корону мне:

– Пожалуйста, добрый Мюнхаузен, будь нашим королём. Сделай нам одолжение, царствуй над нами. Ты такой мудрый и смелый.

Но я наотрез отказался, так как я не люблю огурцов.

МЕЖДУ КРОКОДИЛОМ И ЛЬВОМ

Когда буря кончилась, мы подняли якорь и недели через две благополучно прибыли на остров Цейлон.

Старший сын цейлонского губернатора предложил мне пойти вместе с ним на охоту.

Я с большим удовольствием согласился. Мы отправились в ближайший лесок. Жара стояла страшная, и я должен сознаться, что с непривычки очень скоро устал.

А сын губернатора, сильный молодой человек, чувствовал себя на этой жаре превосходно. Он жил на Цейлоне с детства.

Цейлонское солнце было ему нипочём, и он бодро шагал по раскалённым пескам.

Я отстал от него и вскоре заблудился в чаще незнакомого леса. Иду и слышу шорох. Оглядываюсь: передо мною громаднейший лев, который разинул пасть и хочет меня растерзать. Что тут делать? Ружьё моё было заряжено мелкой дробью, которой не убьёшь и куропатки. Я выстрелил, но дробь только раздразнила свирепого зверя, и он накинулся на меня с удвоенной яростью.

В ужасе я бросился бежать, зная, что это напрасно, что чудовище одним прыжком настигнет меня и растерзает. Но куда я бегу? Впереди передо мною разинул пасть огромный крокодил, готовый проглотить меня в ту же минуту.

Что делать? Что делать?

Сзади – лев, впереди – крокодил, слева – озеро, справа – болото, кишащее ядовитыми змеями.

В смертельном страхе я упал на траву и, закрыв глаза, приготовился к неминуемой гибели. И вдруг у меня над головой словно что-то прокатилось и грохнуло. Я приоткрыл глаза и увидел изумительное зрелище, которое доставило мне великую радость: оказывается, лев, бросившись на меня в то мгновение, когда я падал на землю, перелетел через меня и угодил прямо в пасть крокодила!

Голова одного чудовища находилась в глотке другого, и оба напрягали все силы, чтобы освободиться друг от друга.

Я вскочил, вытащил охотничий нож и одним ударом отсек голову льву.

К моим ногам свалилось бездыханное тело. Потом, не теряя времени, я схватил ружьё и ружейным прикладом стал вколачивать голову льва ещё глубже в пасть крокодила, так что тот в конце концов задохся.

Вернувшийся сын губернатора поздравил меня с победой над двумя лесными великанами.

ВСТРЕЧА С КИТОМ

Вы можете понять, что после этого на Цейлоне мне не очень понравилось.

Я сел на военный корабль и отправился в Америку, где нет ни крокодилов, ни львов.

Мы плыли десять дней без приключений, но вдруг невдалеке от Америки с нами случилась беда: мы налетели на подводную скалу.

Удар был такой сильный, что сидевшего на мачте матроса отбросило в море на три мили.

К счастью, падая в воду, он успел ухватиться за клюв пролетавшей мимо красной цапли и цапля помогла ему продержаться на поверхности моря, пока мы не подобрали его.

Мы налетели на скалу так неожиданно, что я не мог устоять на ногах: меня подбросило вверх, и я ударился головой о потолок своей каюты.

От этого моя голова провалилась ко мне в желудок, и лишь в течение нескольких месяцев мне удалось понемногу вытащить её оттуда за волосы.

Скала, на которую мы налетели, оказалась вовсе не скалой.

Это был кит колоссальных размеров, который мирно дремал на воде.

Налетев на него, мы разбудили его, и он так разозлился, что схватил наш корабль зубами за якорь и целый день, с утра до ночи, таскал нас по всему океану.

К счастью, в конце концов якорная цепь оборвалась и мы освободились от кита.

На обратном пути из Америки мы снова встретились с этим китом. Он был мёртвый и лежал на воде, занимая своей тушей полмили. Нечего было и думать, чтобы втащить эту громадину на корабль. Поэтому мы отрезали от кита только голову. И какова же была наша радость, когда, втащив её на палубу, мы нашли в пасти чудовища и наш якорь и сорок метров корабельной цепи, которая вся помещалась в одной дыре его гнилого зуба!

Но не долго длилась наша радость. Мы обнаружили, что в нашем корабле большая пробоина. Вода так и хлынула в трюм.

Корабль стал тонуть.

Все растерялись, закричали, заплакали, но я быстро придумал, что делать. Даже не снимая штанов, я сел прямо в дыру и заткнул её своею заднею частью.

Течь прекратилась.

Корабль был спасён.

В ЖЕЛУДКЕ У РЫБЫ

Через неделю мы приехали в Италию.

Был солнечный, ясный день, и я пошёл на берег Средиземного моря купаться. Вода была тёплая. Я отличный пловец и заплыл далеко от берега.

Вдруг вижу – прямо на меня плывёт огромная рыба с широко разинутой пастью! Что было делать? Удрать от неё невозможно, и поэтому я съёжился в комок и ринулся в её разинутую пасть, чтобы поскорее проскользнуть мимо острых зубов и сразу очутиться в желудке.

Не всякому пришла бы в голову такая остроумная хитрость, но я вообще человек остроумный и, как вы знаете, очень находчивый.

В желудке у рыбы оказалось темно, но зато тепло и уютно.

Я стал расхаживать в этой темноте, прогуливаться взад и вперёд и скоро заметил, что это очень не нравится рыбе. Тогда я начал нарочно топать ногами, прыгать и танцевать как безумный, чтобы хорошенько помучить её.

Рыба завопила от боли и высунула из воды свою огромную морду.

Скоро её заметили с итальянского корабля, проходившего мимо.

Этого-то я и хотел! Моряки убили её гарпуном, а потом втащили к себе на палубу и стали советоваться, как лучше всего им разрубить необыкновенную рыбину.

Я сидел внутри и, признаться, дрожал от страха: я боялся, как бы эти люди не разрубили и меня вместе с рыбой.

Как было бы ужасно!

Но, к счастью, их топоры не задели меня. Едва только блеснул первый свет, я стал кричать громким голосом на чистейшем итальянском языке (о, я знаю итальянский язык превосходно!), что я рад видеть этих добрых людей, которые освободили меня из моей душной темницы.

Их изумление возросло ещё больше, когда из рыбьей пасти выскочил я и приветствовал их любезным поклоном.

МОИ ЧУДЕСНЫЕ СЛУГИ

Спасший меня корабль направлялся в столицу Турции.

Итальянцы, среди которых я теперь очутился, сразу увидели, что я человек замечательный, и предложили мне остаться на корабле вместе с ними. Я согласился, и через неделю мы причалили к турецкому берегу.

Турецкий султан, узнав о моём прибытии, конечно, пригласил меня обедать. Он встретил меня на пороге своего дворца и сказал:

– Я счастлив, мой милый Мюнхаузен, что могу приветствовать вас в своей древней столице. Надеюсь, вы в добром здоровье? Я знаю все ваши великие подвиги, и мне хотелось бы поручить вам одно трудное дело, с которым не справится никто, кроме вас, потому что вы самый умный и находчивый человек на земле. Могли бы вы немедленно поехать в Египет?

– С радостью! – отозвался я. – Я так люблю путешествовать, что готов хоть сейчас на край света!

Султану мой ответ очень понравился, и он возложил на меня поручение, которое на веки веков должно остаться тайною для всех, и потому я не могу рассказать, в чём оно заключалось. Да, да, султан доверил мне великую тайну, так как он знал, что я самый надёжный человек во всём свете. Я поклонился и немедленно тронулся в путь.

Едва я отъехал от турецкой столицы, как мне попался навстречу маленький человек, бежавший с необыкновенной быстротой. К каждой его ноге была привязана тяжёлая гиря, и всё же он летел как стрела.

– Куда ты? – спросил я его. – И зачем ты привязал к ногам эти гири? Ведь они мешают бежать!

– Три минуты назад я был в Вене, – отвечал на бегу человечек, – а теперь иду в Константинополь поискать себе какой-нибудь работы. Гири же повесил к ногам, чтобы не бежать слишком быстро, потому что торопиться мне некуда.

Очень понравился мне этот удивительный скороход, и я взял его к себе на службу. Он охотно последовал за мной.

На другой день у самой дороги заметили мы человека, который лежал ничком, приложив ухо к земле.

– Что ты тут делаешь? – спросил я его.

– Слушаю, как в поле растёт трава! – ответил он.

– И слышишь?

– Отлично слышу! Для меня это сущий пустяк!

– В таком случае поступай ко мне на службу, любезнейший. Твои чуткие уши могут пригодиться мне в дороге.

Вскоре я увидел охотника, у которого в руках было ружьё.

– Послушай, – обратился я к нему. – В кого это ты стреляешь? Нигде не видно ни зверя, ни птицы.

– На крыше колокольни в Берлине сидел воробей, и я попал ему прямо в глаз.

Вы знаете, как я люблю охоту. Я обнял меткого стрелка и пригласил его к себе на службу. Он с радостью последовал за мной.

Проехав много стран и городов, мы приблизились к обширному лесу. Смотрим у дороги стоит человек огромнейшего роста и держит в руках верёвку, которую он накинул петлёю вокруг всего леса.

– Что это ты тащишь? – спросил я его.

– Да вот понадобилось дров нарубить, а топор у меня дома остался, – ответил он. – Я и хочу изловчиться, чтобы обойтись без топора.

Он дёрнул за верёвку, и огромные дубы, как тонкие былинки, взлетели в воздух и упали на землю.

Я, конечно, не пожалел денег и тотчас же пригласил этого силача к себе на службу.

Когда мы приехали в Египет, поднялась такая страшная буря, что все наши кареты и лошади кувырком понеслись по дороге.

Вдали мы увидели семь мельниц, крылья которых вертелись как бешеные. А на пригорке лежал человек и зажимал свою левую ноздрю пальцем. Увидев нас, он учтиво меня приветствовал, и буря в один миг прекратилась.

– Что ты тут делаешь? – спросил я.

– Верчу мельницы своего хозяина, – ответил он. – А чтобы они не сломались, я дую не слишком сильно: только из одной ноздри.

«Этот человек мне пригодится», – подумал я и предложил ему ехать со мною.

КИТАЙСКОЕ ВИНО

В Египте я скоро выполнил все поручения султана. Моя находчивость помогла мне и здесь. Через неделю я вместе со своими необыкновенными слугами вернулся в столицу Турции.

Султан был рад моему возвращению и очень хвалил меня за мои удачные действия в Египте.

– Вы умнее всех моих министров, милый Мюнхаузен! – сказал он, крепко пожимая мне руку. – Приходите ко мне сегодня обедать!

Обед был очень вкусный, – но увы! – на столе не оказалось вина, потому что туркам по закону запрещено пить вино. Я был весьма огорчён, и султан, чтобы утешить меня, повёл меня после обеда в свой кабинет, открыл потайной шкаф и вынул оттуда бутылочку.

– Такого превосходного вина вы не пробовали во всю свою жизнь, мой милый Мюнхаузен! – сказал он, наливая мне полный стакан.

Вино действительно было хорошее. Но я после первого же глотка заявил, что в Китае у китайского богдыхана Фу Чана вино ещё почище этого.

– Мой милый Мюнхаузен! – воскликнул султан. – Я привык верить каждому вашему слову, потому что вы самый правдивый человек на земле, но клянусь, что сейчас вы говорите неправду: лучше этого вина не бывает!

– А я вам докажу, что бывает!

– Мюнхаузен, вы болтаете вздор!

– Нет, я говорю сущую правду и берусь ровно через час доставить вам из богдыханского погреба бутылку такого вина, в сравнении с которым ваше вино – жалкая кислятина.

– Мюнхаузен, вы забываетесь! Я всегда считал вас одним из правдивейших людей на земле, а теперь я вижу, что вы бессовестный лгун.

– Если так, я требую, чтобы вы убедились немедленно, правду ли я говорю!

– Согласен! – ответил султан. – Если к четырём часам вы не доставите мне из Китая бутылку лучшего в мире вина, я прикажу отрубить вам голову.

– Отлично! – воскликнул я. – Я согласен на ваши условия. Но если к четырём часам это вино будет у вас на столе, вы отдадите мне столько золота из вашей кладовой, сколько за один раз может унести один человек.

Султан согласился. Я написал китайскому богдыхану письмо и попросил его подарить мне бутылку того самого вина, которым он угощал меня три года назад.

«Если вы откажете мне в моей просьбе, – писал я, – ваш друг Мюнхаузен погибнет от руки палача».

Когда я кончил писать, было уже пять минут четвёртого.

Я кликнул моего скорохода и послал его в китайскую столицу. Он отвязал гири, висевшие у него на ногах, взял письмо и в одно мгновение скрылся из глаз.

Я вернулся в кабинет султана. В ожидании скорохода мы осушили до дна начатую нами бутылку.

Пробило четверть четвёртого, потом половину четвёртого, потом три четверти четвёртого, а мой скороход не показывался.

Мне стало как-то не по себе, особенно когда я заметил, что султан держит в руках колокольчик, чтобы позвонить и позвать палача.

– Разрешите мне выйти в сад подышать свежим воздухом! – сказал я султану.

– Пожалуйста! – ответил султан с самой любезной улыбкой. Но, выходя в сад, я увидел, что за мною по пятам следуют какие-то люди, не отступая от меня ни на шаг.

Это были палачи султана, готовые каждую минуту наброситься на меня и отрубить мою бедную голову.

В отчаянии я взглянул на часы. Без пяти четыре! Неужели мне осталось жить всего только пять минут! О, это слишком ужасно! Я позвал своего слугу того самого, который слышал, как растёт в поле трава, и спросил его, не слышит ли он топота ног моего скорохода. Он приложил ухо к земле и сообщил мне, к моему великому горю, что бездельник скороход заснул!

– Заснул?!

– Да, заснул. Я слышу, как он храпит далеко-далеко.

У меня ноги подкосились от ужаса. Ещё минута – и я погибну бесславною смертью.

Я кликнул другого слугу, того самого, который целился в воробья, и он тотчас же взобрался на самую высокую башню и, приподнявшись на цыпочках, стал вглядываться в даль.

– Ну что, видишь ли ты негодяя? – спросил я, задыхаясь от злобы.

– Вижу, вижу! Он развалился на лужайке под дубом недалеко от Пекина и храпит. А рядом с ним бутылка… Но погоди, я тебя разбужу!

Он выстрелил в вершину того дуба, под которым спал скороход.

Жёлуди, листья и ветви посыпались на спящего и разбудили его.

Скороход вскочил, протёр глаза и бросился бежать как угорелый.

До четырех часов оставалось всего полминуты, когда он влетел во дворец с бутылкой китайского вина.

Можете себе представить, как велика была моя радость! Отведав вина, султан пришёл в восторг и воскликнул:

– Милый Мюнхаузен! Разрешите мне спрятать эту бутылочку подальше от вас. Я хочу распить её один. Я и не думал, что на свете бывает такое сладкое и вкусное вино.

Он запер бутылку в шкаф, а ключи от шкафа положил себе в карман и приказал немедленно позвать казначея.

– Я разрешаю моему другу Мюнхаузену взять из моих кладовых столько золота, сколько может унести за один раз один человек, – сказал султан.

Казначей низко поклонился султану и повёл меня в подземелья дворца, доверху набитые сокровищами.

Я позвал своего силача. Он взвалил себе на плечо все золото, какое было в кладовых у султана, и мы побежали к морю. Там я нанял огромный корабль и доверху нагрузил его золотом.

Подняв паруса, мы поспешили выйти в открытое море, пока султан не опомнился и не отнял у меня своих сокровищ.

Но случилось то, чего я так боялся. Едва мы отъехали от берега, казначей побежал к своему повелителю и сказал ему, что я дочиста ограбил его кладовые. Султан пришёл в ярость и послал за мной вдогонку весь свой военный флот.

Увидав множество боевых кораблей, я, признаться, не на шутку струсил.

«Ну, Мюнхаузен, – сказал я себе, – пришёл твой последний час. Теперь уж тебе не будет спасения. Вся твоя хитрость не поможет тебе».

Я почувствовал, что моя голова, только что укрепившаяся у меня на плечах, снова как бы отделяется от туловища.

Вдруг ко мне подошёл мой слуга, тот, у которого были могучие ноздри.

– Не бойтесь, они нас не догонят! – сказал он со смехом, побежал на корму и, направив одну ноздрю против турецкого флота, а другую против наших парусов, поднял такой ужасный ветер, что весь турецкий флот в одну минуту отлетел от нас обратно в гавань.

А наш корабль, подгоняемый моим могучим слугою, быстро помчался вперёд и через день добрался до Италии.

МЕТКИЙ ВЫСТРЕЛ

В Италии я зажил богачом, но спокойная мирная жизнь была не по мне.

Я жаждал новых приключений и подвигов.

Поэтому я очень обрадовался, когда услышал, что недалеко от Италии разразилась новая война, англичане воевали с испанцами. Ни минуты не медля, вскочил я на коня и помчался на поле сражения.

Испанцы осаждали тогда английскую крепость Гибралтар, я тотчас же пробрался к осаждённым.

Генерал, командовавший крепостью, был мой хороший приятель. Он принял меня с распростёртыми объятиями и стал показывать мне воздвигнутые им укрепления, так как он знал, что я могу дать ему дельный и полезный совет.

Стоя на стене Гибралтара, я увидел сквозь подзорную трубу, что испанцы направляют дуло своей пушки как раз в то место, где стояли мы оба.

Ни минуты не медля, я приказал, чтобы на это самое место была поставлена огромная пушка.

– Зачем? – спросил генерал.

– Вот увидишь! – ответил я.

Чуть только пушку подкатили ко мне, я направил её дуло прямо в дуло неприятельской пушки, и, когда испанский пушкарь поднёс к своей пушке фитиль, я громко скомандовал:

Обе пушки грянули в один и тот же миг.

Случилось то, чего я ожидал: в намеченной мною точке два ядра – наше и неприятельское – столкнулись с ужасающей силой, и неприятельское ядро полетело назад.

Представьте себе: оно полетело назад к испанцам.

Оно оторвало голову испанскому пушкарю и шестнадцати испанским солдатам.

Оно сбило мачты у трех кораблей, стоявших в испанской гавани, и понеслось прямо в Африку.

Пролетев ещё двести четырнадцать миль, оно упало на крышу убогой крестьянской лачуги, где жила какая-то старуха. Старуха лежала на спине и спала, а рот у неё был открыт. Ядро продырявило крышу, угодило спящей прямо в рот, выбило у неё последние зубы и застряло в горле – ни туда ни сюда!

В лачугу вбежал её муж, человек горячий и находчивый. Он засунул руку ей в горло и попытался вытащить оттуда ядро, но оно не сдвинулось с места.

Тогда он поднёс к её носу хорошую понюшку табаку; она чихнула, да так хорошо, что ядро вылетело из окошка на улицу!

Вот сколько бед причинило испанцам их собственное ядро, которое я послал к ним обратно. Наше ядро тоже не доставило им удовольствия: оно попало в их военный корабль и пустило его ко дну, а на корабле было двести испанских матросов!

Так что англичане выиграли эту войну главным образом благодаря моей находчивости.

– Спасибо тебе, милый Мюнхаузен, – сказал мне мой друг генерал, крепко пожимая мне руки. – Если бы не ты, мы пропали бы. Нашей блестящей победой мы обязаны только тебе.

– Пустяки, пустяки! – сказал я. – Я всегда готов служить своим приятелям.

В благодарность за мою услугу английский генерал хотел произвести меня в полковники, но я, как человек очень скромный, отклонил столь высокую честь.

ОДИН ПРОТИВ ТЫСЯЧИ

Я так и заявил генералу:

– Не нужно мне ни орденов, ни чинов! Я помогаю вам по дружбе, бескорыстно. Просто потому, что я очень люблю англичан.

– Спасибо тебе, дружище Мюнхаузен! – сказал генерал, ещё раз пожимая мне руки. – Помогай нам, пожалуйста, и дальше.

– С большим удовольствием, – ответил я и похлопал старика по плечу. – Я рад служить британскому народу.

Вскоре мне представился случай снова помочь моим друзьям англичанам.

Я переоделся испанским священником и, когда наступила ночь, прокрался в неприятельский лагерь.

Испанцы спали непробудным сном, и никто не увидел меня. Я тихонько принялся за работу: пошёл туда, где стояли их страшные пушки, и быстро-быстро стал бросать эти пушки в море – одна за другой – подальше от берега.

Это оказалось не очень легко, потому что всех пушек было больше трехсот.

Покончив с пушками, я вытащил деревянные тачки, дрожки, повозки, телеги, какие только были в этом лагере, свалил их в одну кучу и поджёг.

Они вспыхнули, как порох. Начался ужасный пожар.

Испанцы проснулись и в отчаянии стали бегать по лагерю. Они вообразили с перепугу, что ночью в их лагере побывало семь или восемь английских полков.

Они не могли себе представить, чтобы этот разгром мог произвести один человек.

Испанский главнокомандующий в ужасе пустился бежать и, не останавливаясь, бежал две недели, пока не добежал до Мадрида.

Все его войско пустилось за ним, не смея даже оглянуться назад.

Таким образом, благодаря моей храбрости англичане окончательно сломили врага.

– Что делали бы мы без Мюнхаузена? – говорили они и, пожимая мне руки, называли меня спасителем английской армии.

Англичане были так благодарны мне за оказанную помощь, что пригласили меня в Лондон погостить. Я охотно поселился в Англии, не предвидя, какие приключения ожидают меня в этой стране.

ЧЕЛОВЕК-ЯДРО

А приключения были ужасные. Вот что случилось однажды.

Гуляя как-то по окрестностям Лондона, я очень устал, и мне захотелось прилечь отдохнуть.

День был летний, солнце жгло немилосердно; я мечтал о прохладном местечке где-нибудь под развесистым деревом. Но дерева поблизости не было, и вот в поисках прохлады я забрался в жерло старой пушки и немедленно заснул крепким сном.

А нужно вам сказать, что как раз в этот день англичане праздновали мою победу над испанской армией и на радостях палили из всех пушек.

К пушке, в которой я спал, подошёл пушкарь и выстрелил.

Я вылетел из пушки, как хорошее ядро, и, перелетев на другой берег реки, угодил во двор какого-то крестьянина. К счастью, во дворе было сложено мягкое сено. Я воткнулся в него головой – в самую середину большого стога. Это спасло мне жизнь, но, конечно, я лишился сознания.

Так, без сознания, пролежал я три месяца.

Осенью сено вздорожало, и хозяин захотел продать его. Рабочие окружили мой стог и принялись ворошить его вилами. От их громких голосов я очнулся. Кое-как выкарабкавшись на вершину стога, я покатился вниз и, упав хозяину прямо на голову, нечаянно сломал ему шею, отчего он сразу скончался.

Впрочем, никто особенно не плакал о нём. Он был бессовестный скряга и не платил своим работникам денег. К тому же он был жадный торгаш: продавал своё сено только тогда, когда оно сильно поднималось в цене.

СРЕДИ БЕЛЫХ МЕДВЕДЕЙ

Мои друзья были счастливы, что я оказался в живых. Вообще у меня было много друзей, и все они нежно любили меня. Можете себе представить, как они обрадовались, когда узнали, что я не убит. Они давно считали меня мёртвым.

Особенно радовался знаменитый путешественник Финне, который как раз в это время собирался совершить экспедицию к Северному полюсу.

– Милый Мюнхаузен, я в восторге, что могу вас обнять! – воскликнул Финне, едва я показался на пороге его кабинета. – Вы должны немедленно ехать со мною в качестве моего ближайшего друга! Я знаю, что без ваших мудрых советов мне не будет удачи!

Я, конечно, тотчас согласился, и через месяц мы уже были неподалёку от полюса.

Однажды, стоя на палубе, я заметил вдали высокую ледяную гору, на которой барахтались два белых медведя.

Я схватил ружьё и прыгнул с корабля прямо на плывущую льдину.

Трудно было мне карабкаться по гладким как зеркало ледяным утёсам и скалам, ежеминутно скатываясь вниз и рискуя провалиться в бездонную пропасть, но, несмотря на препятствия, я добрался до вершины горы и подошёл почти вплотную к медведям.

И вдруг со мною случилось несчастье: собираясь выстрелить, я поскользнулся на льду и упал, причём стукнулся головой об лёд и в ту же минуту лишился сознания. Когда через полчаса сознание вернулось ко мне, я чуть не вскрикнул от ужаса: огромный белый медведь подмял меня под себя и, разинув пасть, готовился поужинать мною.

Ружьё моё лежало далеко на снегу.

Впрочем, ружьё было тут бесполезно, так как медведь всей своей тяжестью навалился мне на спину и не давал шевельнуться.

С большим трудом я вытащил из кармана мой маленький перочинный ножик и, недолго думая, отрезал медведю три пальца на задней ноге.

Он заревел от боли и на минуту выпустил меня из своих страшных объятий.

Воспользовавшись этим, я со своей обычной храбростью подбежал к ружью и выстрелил в лютого зверя. Зверь так и рухнул в снег.

Но этим не кончились мои злоключения: выстрел разбудил несколько тысяч медведей, которые спали на льду недалеко от меня.

Вы только представьте себе: несколько тысяч медведей! Они всей оравой направились прямо ко мне. Что мне делать? Ещё минута – и я буду растерзан свирепыми хищниками.

И вдруг меня осенила блестящая мысль. Я схватил нож, подбежал к убитому медведю, содрал с него шкуру и напялил её на себя. Да, я напялил на себя шкуру медведя! Медведи обступили меня. Я был уверен, что они вытащат меня из шкуры и разорвут на клочки. Но они обнюхивали меня и, приняв за медведя, мирно отходили один за другим.

Скоро я научился рычать по-медвежьи и сосал свою лапу, совсем как медведь.

Звери относились ко мне очень доверчиво, и я решил воспользоваться этим.

Один доктор рассказывал мне, что рана, нанесённая в затылок, причиняет мгновенную смерть. Я подошёл к ближайшему медведю и вонзил ему свой нож прямо в затылок.

Я не сомневался, что, если зверь уцелеет, он немедленно растерзает меня. К счастью, мой опыт удался. Медведь упал мёртвым, не успев даже вскрикнуть.

Тогда я решил тем же способом разделаться и с остальными медведями. Это мне удалось без большого труда. Хотя они видели, как падали их товарищи, но так как они принимали меня за медведя, то и не могли догадаться, что их убиваю я.

В какой-нибудь час я уложил несколько тысяч медведей.

Совершив этот подвиг, я вернулся на корабль к моему приятелю Фиппсу и рассказал ему все.

Он предоставил мне сотню самых дюжих матросов, и я повёл их на льдину.

Они содрали шкуры с убитых медведей и перетащили медвежьи окорока на корабль.

Окороков было так много, что корабль не мог двинуться дальше. Нам пришлось вернуться домой, хотя мы не доехали до места своего назначения.

Вот почему капитан Фиппс так и не открыл Северного полюса.

Впрочем, мы не жалели об этом, потому что медвежье мясо, привезённое нами, оказалось удивительно вкусным.

ВТОРОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЛУНУ

Вернувшись в Англию, я дал себе слово никогда больше не предпринимать никаких путешествий, но не прошло и недели, как мне понадобилось снова отправиться в путь.

Дело в том, что один мой родственник, человек немолодой и богатый, вбил себе почему-то в голову, будто на свете существует страна, в которой живут великаны.

Он просил меня непременно отыскать для него эту страну и в награду обещал оставить мне большое наследство. Уж очень хотел посмотреть великанов!

Я согласился, снарядил корабль, и мы отправились в Южный океан.

По пути мы не встретили ничего удивительного, кроме нескольких летающих женщин, которые порхали по воздуху, как мотыльки. Погода была превосходная.

Но на восемнадцатый день поднялась ужасная буря.

Ветер был такой сильный, что вскинул наш корабль над водой и понёс его, как пушинку, по воздуху. Все выше, и выше, и выше! Шесть недель носились мы над самыми высокими тучами. Наконец увидели круглый сверкающий остров.

Это, конечно, была Луна.

Мы нашли удобную гавань и вышли на лунный берег. Внизу, далеко, далеко, мы увидели другую планету – с городами, лесами, горами, морями и реками. Мы догадались, что это – покинутая нами земля.

На Луне нас окружили какие-то огромные чудовища, сидевшие верхом на трехголовых орлах. Эти птицы заменяют жителям Луны лошадей.

Как раз в то время лунный царь вёл войну с императором Солнца. Он тотчас же предложил мне стать во главе его армии и повести её в бои, но я, конечно, наотрез отказался.

На Луне все гораздо больше, чем у нас на Земле.

Мухи там величиною с овец, каждое яблоко не меньше арбуза.

Вместо оружия жители Луны употребляют редьку. Она заменяет им копья, а когда нет редьки, они сражаются голубиными яйцами. Вместо щитов они употребляют грибы мухоморы.

Видел я там несколько жителей одной далёкой звезды. Они приезжали на Луну для торговли. Их лица были похожи на собачьи морды, а их глаза находились или на кончике носа, или внизу под ноздрями. У них не было ни век, ни ресниц, и, ложась спать, они закрывали глаза языком.

Тратить время на еду лунным жителям никогда не приходится. В левой стороне живота есть у них особая дверца: они открывают её и кладут туда пищу. Потом закрывают дверцу до другого обеда, который у них бывает раз в месяц. Они обедают всего двенадцать раз в году!

Это очень удобно, но вряд ли земные обжоры и лакомки согласились бы обедать так редко.

Лунные жители вырастают прямо на деревьях. Эти деревья очень красивые, у них ярко-пунцовые ветви. На ветвях растут огромные орехи с необыкновенно крепкой скорлупой.

Когда орехи созревают, их осторожно снимают с деревьев и кладут на хранение в погреб.

Чуть только царю Луны понадобятся новые люди, он приказывает бросить эти орехи в кипящую воду. Через час орехи лопаются, и из них выскакивают совсем готовые лунные люди. Этим людям не приходится учиться. Они сразу рождаются взрослыми и уже знают своё ремесло. Из одного ореха выскакивает трубочист, из другого – шарманщик, из третьего – мороженщик, из четвёртого – солдат, из пятого – повар, из шестого – портной.

И каждый немедленно принимается за своё дело. Трубочист взбирается на крышу, шарманщик начинает играть, мороженщик кричит: «Горячее мороженое!» (потому что на Луне лёд горячее огня), повар бежит на кухню, а солдат стреляет в неприятеля.

Состарившись, лунные люди не умирают, но тают в воздухе, как дым или пар.

На каждой руке у них один-единственный палец, но работают они им так же ловко, как мы пятернёй.

Голову свою они носят под мышкой и, отправляясь в путешествие, оставляют её дома, чтобы она не испортилась в дороге.

Они могут совещаться со своей головой, даже когда находятся далеко от неё!

Это очень удобно.

Если царь пожелает узнать, что думает о нём его народ, он остаётся дома и лежит на диване, а его голова незаметно пробирается в чужие дома и подслушивает все разговоры.

Виноград на Луне ничем не отличается от нашего.

Для меня нет никакого сомнения, что град, который падает порою на землю, есть этот самый лунный виноград, сорванный бурей на лунных полях.

Если вы хотите попробовать лунного вина, соберите несколько градин и дайте им хорошенько растаять.

Лунным жителям живот служит вместо чемодана. Они могут закрывать и открывать его, когда им вздумается, и класть в него все, что угодно. У них нет ни желудка, ни печени, ни сердца, так что внутри они совсем пустые.

Глаза свои они могут вынимать и вставлять. Держа глаз, они видят им так хорошо, как будто он у них в голове. Если глаз испортится или потеряется, они идут на базар и покупают себе новый. Поэтому на Луне очень много людей, которые торгуют глазами. Там то и дело читаешь на вывесках: «Дёшево продаются глаза. Большой выбор оранжевых, красных, лиловых и синих».

Каждый год у лунных жителей новая мода на цвет глаз.

В тот год, когда я был на Луне, в моде считались зелёные и жёлтые глаза.

Но почему вы смеётесь? Неужели вы думаете, что я говорю вам неправду? Нет, каждое моё слово есть чистейшая истина, а если вы не верите мне, отправляйтесь сами на Луну. Там вы увидите, что я ничего не выдумываю и рассказываю вам одну только правду.

СЫРНЫЙ ОСТРОВ

Не моя вина, если со мною случаются такие диковины, которых ещё не случалось ни с кем.

Это потому, что я люблю путешествовать и вечно ищу приключений, а вы сидите дома и ничего не видите, кроме четырех стен своей комнаты.

Однажды, например, я отправился в дальнее плаванье на большом голландском корабле. Вдруг в открытом океане на нас налетел ураган, который в одно мгновенье сорвал у нас все паруса и поломал все мачты.

Одна мачта упала на компас и разбила его вдребезги.

Всем известно как трудно управлять кораблём без компаса.

Мы сбились с пути и не знали, куда мы плывём.

Три месяца нас бросало по волнам океана из стороны в сторону, а потом унесло неизвестно куда, и вот в одно прекрасное утро мы заметили необыкновенную перемену во всём. Море из зелёного сделалось белым. Ветерок доносил какой-то нежный, ласкающий запах. Нам стало очень приятно и весело.

Вскоре мы увидели пристань и через час вошли в просторную глубокую гавань. Вместо воды в ней было молоко!

Мы поспешили высадиться на берег и стали жадно пить из молочного моря.

Между нами был один матрос, который не выносил запаха сыра. Когда ему показывали сыр, его начинало тошнить. И вот едва мы высадились на берег, как ему сделалось дурно.

– Уберите у меня из-под ног этот сыр! – кричал он. – Я не хочу, я не могу ходить по сыру!

Я нагнулся к земле и все понял.

Остров, к которому пристал наш корабль, был сделан из отличного голландского сыра!

Да, да, не смейтесь, я рассказываю вам истинную правду: вместо глины у нас под ногами был сыр.

Мудрено ли, что жители этого острова питались почти исключительно сыром! Но сыра этого не становилось меньше, так как за ночь его вырастало ровно столько, сколько было съедено в течение дня.

Весь остров был покрыт виноградниками, но виноград там особенный: сожмёшь его в кулаке из него вместо сока течёт молоко.

Жители острова – высокие, красивые люди. У каждого из них по три ноги. Благодаря трём ногам они свободно могут держаться на поверхности молочного моря.

Хлеб здесь растёт печёный, прямо в готовом виде, так что жителям этого острова не приходится ни сеять, ни пахать. Я видел много деревьев, увешанных сладкими медовыми пряниками.

Во время наших прогулок по Сырному острову мы открыли семь рек, текущих молоком, и две реки, текущие густым и вкусным пивом. Признаюсь, эти пивные реки понравились мне больше молочных.

Вообще, гуляя по острову, мы видели много чудес.

Особенно поразили нас птичьи гнезда. Они были невероятно огромны. Одно орлиное гнездо, например, было выше самого высокого дома. Оно было все сплетено из исполинских дубовых стволов. В нём мы нашли пять сотен яиц, каждое величиной с хорошую бочку.

Мы разбили одно яйцо, и из него вылез птенец, раз в двадцать больше взрослого орла.

Птенец запищал. К нему на помощь прилетела орлица. Она схватила нашего капитана, подняла его до ближайшего облака и оттуда швырнула в море.

К счастью, он был отличный пловец и через несколько часов добрался до Сырного острова вплавь.

В одном лесу я был свидетелем казни.

Островитяне повесили на дереве трех человек вверх ногами. Несчастные стонали и плакали. Я спросил за что их так жестоко наказывают. Мне ответили, что они – путешественники, которые только что вернулись из дальнего странствия и бессовестно лгут о своих приключениях.

Я похвалил островитян за такую мудрую расправу с обманщиками, потому что я не выношу никакого обмана и всегда рассказываю одну только чистую правду.

Впрочем, вы, должно быть, и сами заметили, что во всех моих рассказах нет ни одного слова лжи. Ложь мне отвратительна, и я счастлив, что все мои близкие всегда считали меня правдивейшим на земле человеком.

Вернувшись на корабль, мы тотчас же подняли якорь и отплыли от чудесного острова.

Все деревья, что росли на берегу, словно по какому-то знаку, дважды поклонились нам в пояс и снова выпрямились как ни в чём не бывало.

Растроганный их необыкновенной любезностью, я снял шляпу и послал им прощальный привет.

Удивительно вежливые деревья, не правда ли?

КОРАБЛИ, ПРОГЛОЧЕННЫЕ РЫБОЙ

У нас не было компаса, и поэтому мы долго блуждали по незнакомым морям.

Наш корабль то и дело окружали страшные акулы, киты и другие морские чудовища.

Наконец мы натолкнулись на рыбу, которая была так велика, что, стоя возле её головы, мы не могли увидеть её хвоста.

Когда рыба захотела пить, она распахнула пасть, и вода рекой потекла в её глотку, таща за собой наш корабль. Можете себе представить, какую мы испытывали тревогу! Даже я, уж на что храбрец, а и то задрожал от страха.

Но в животе у рыбы оказалось тихо, как в гавани. Весь рыбий живот был набит кораблями, давно уже проглоченными жадным чудовищем. О, если бы вы знали, как там темно! Ведь мы не видели ни солнца, ни звёзд, ни луны.

Рыба пила воду дважды в день, и всякий раз, когда вода вливалась в её глотку, наш корабль вздымался на высоких волнах. В остальное время в животе было сухо.

Дождавшись, когда вода схлынула, мы с капитаном сошли с корабля погулять. Тут мы встретили моряков всего мира: шведов, англичан, португальцев… В рыбьем животе их было десять тысяч. Многие из них жили там уже несколько лет. Я предложил собраться вместе и обсудить план освобождения из этой душной тюрьмы.

Меня выбрали председателем, но как раз в ту минуту, когда я открыл собрание, проклятая рыба начала снова пить, и мы все разбежались по своим кораблям.

На другой день мы снова собрались, и я внёс такое предложение: связать две самые высокие мачты и, как только рыба откроет рот, поставить их торчком, чтобы она не могла сдвинуть челюсти. Тогда она так и останется с разинутой пастью, и мы свободно выплывем наружу.

Моё предложение было принято единогласно.

Двести самых дюжих матросов установили во рту у чудовища две высочайшие мачты, и оно не смогло закрыть рот.

Корабли весело выплыли из брюха в открытое море. Оказалось, что в брюхе этой громадины было семьдесят пять кораблей. Можете себе представить, какой величины было туловище!

Мачты мы, конечно, так и оставили в разинутой пасти рыбы, чтобы она больше никого не могла проглотить.

Освободившись из плена, мы, естественно, пожелали знать, где мы находимся. Оказалось в Каспийском море. Это очень удивило нас всех, потому что Каспийское море закрытое: оно не соединяется ни с какими другими морями.

Но трехногий учёный, которого я захватил на Сырном острове, объяснил мне, что рыба попала в Каспийское море через какой-нибудь подземный канал.

Мы направились к берегу, и я поспешил на сушу, заявив своим спутникам, что больше никогда и никуда не поеду, что с меня довольно и тех передряг, которые я испытал в эти годы, а теперь я хочу отдохнуть. Мои приключения порядком утомили меня, и я решил зажить спокойной жизнью.

СХВАТКА С МЕДВЕДЕМ

Но как только я вылез из лодки, на меня набросился огромный медведь. Это был чудовищный зверь необыкновенных размеров. Он растерзал бы меня в одно мгновение, но я схватил его за передние лапы и так сильно сжал их, что медведь заревел от боли. Я знал, что, если я отпущу его, он немедленно растерзает меня, и потому держал его лапы три дня и три ночи, покуда он не умер от голода. Да, он умер от голода, так как медведи утоляют свой голод лишь тем, что сосут свои лапы. А этот медведь никак не мог пососать своих лап и потому погиб голодной смертью. С тех пор ни один медведь не решается напасть на меня.

Рудольф Эрих Распе

Приключения барона Мюнхаузена

КОНЬ НА КРЫШЕ

Я выехал в Россию верхом на коне. Дело было зимою. Шел снег.

Конь устал и начал спотыкаться. Мне сильно хотелось спать. Я чуть не падал с седла от усталости. Но напрасно искал я ночлега: на пути не попалось мне ни одной деревушки. Что было делать?

Пришлось ночевать в открытом поле.

Кругом ни куста, ни дерева. Только маленький столбик торчал из-под снега.

К этому столбику я кое-как привязал своего озябшего коня, а сам улегся тут же, на снегу, и заснул.

Спал я долго, а когда проснулся, увидел, что лежу не в поле, а в деревне, или, вернее, в небольшом городке, со всех сторон меня окружают дома.

Что такое? Куда я попал? Как могли эти дома вырасти здесь в одну ночь?

И куда девался мой конь?

Долго я не понимал, что случилось. Вдруг слышу знакомое ржание. Это ржет мой конь.

Но где же он?

Ржание доносится откуда-то сверху.

Я поднимаю голову и что же?

Мой конь висит на крыше колокольни! Он привязан к самому кресту!

В одну минуту я понял, в чем дело.

Вчера вечером весь этот городок, со всеми людьми и домами, был занесен глубоким снегом, а наружу торчала только верхушка креста.

Я не знал, что это крест, мне показалось, что это маленький столбик, и я привязал к нему моего усталого коня! А ночью, пока я спал, началась сильная оттепель, снег растаял, и я незаметно опустился на землю.

Но бедный мой конь так и остался там, наверху, на крыше. Привязанный к кресту колокольни, он не мог спуститься на землю.

Что делать?

Не долго думая, хватаю пистолет, метко прицеливаюсь и попадаю прямо в уздечку, потому что я всегда был отличным стрелком.

Уздечка пополам.

Конь быстро спускается ко мне.

Я вскакиваю на него и, как ветер, скачу вперед.

ВОЛК, ЗАПРЯЖЕННЫЙ В САНИ

Но зимою скакать на коне неудобно гораздо лучше путешествовать в санях. Я купил себе очень хорошие сани и быстро понесся по мягкому снегу.

К вечеру въехал я в лес. Я начал уже дремать, как вдруг услышал тревожное ржание лошади. Оглянулся и при свете луны увидел страшного волка, который, разинув зубастую пасть бежал за моими санями.

Надежды на спасение не было.

Я лег на дно саней и от страха закрыл глаза.

Лошадь моя неслась как безумная. Щелканье волчьих зубов раздавалось у меня над самым ухом.

Но, к счастью, волк не обратил на меня никакого внимания.

Он перескочил через сани прямо у меня над головой и набросился на мою бедную лошадь.

В одну минуту задняя часть моей лошади исчезла в его прожорливой пасти.

Передняя часть от ужаса и боли продолжала скакать вперед.

Волк въедался в мою лошадь все глубже и глубже.

Когда я пришел в себя, я схватил кнут и, не теряя ни минуты, стал хлестать ненасытного зверя.

Он завыл и рванулся вперед.

Передняя часть лошади, еще не съеденная волком, выпала из упряжки в снег, и волк оказался на ее месте в оглоблях и в конской сбруе!

Вырваться из этой сбруи он не мог: он был запряжен, как лошадь.

Я продолжал стегать его что было силы.

Он мчался вперед и вперед, таща за собой мои сани.

Мы неслись так быстро, что уже через два-три часа въехали галопом в Петербург.

Изумленные петербургские жители толпами выбегали смотреть на героя, который вместо лошади запряг в свои сани свирепого волка. В Петербурге мне жилось хорошо.

ИСКРЫ ИЗ ГЛАЗ

Я часто ходил на охоту и теперь с удовольствием вспоминаю то веселое время, когда со мной чуть не каждый день случалось столько чудесных историй.

Одна история была очень забавна.

Дело в том, что из окна моей спальни был виден обширный пруд, где водилось очень много всякой дичи.

Однажды утром, подойдя к окну, я заметил на пруду диких уток.

Мигом схватил я ружье и сломя голову выбежал из дому.

Но впопыхах, сбегая с лестницы, я ударился головою о дверь, да так сильно, что из глаз у меня посыпались искры.

Это не остановило меня.

Побежать домой за кремнем?

Но ведь утки могут улететь.

Я печально опустил ружье, проклиная свою судьбу, и вдруг мне пришла в голову блестящая мысль.

Изо всей силы я ударил себя кулаком по правому глазу. Из глаза, конечно, так и посыпались искры, и порох в то же мгновение вспыхнул.

Да! Порох вспыхнул, ружье выстрелило, и я убил одним выстрелом десять отличнейших уток.

Советую вам всякий раз, когда вы вздумаете развести огонь, добывать из правого глаза такие же искры.

← Вернуться